Но дружина ясов и касогов прошла по неглубокому у берега дну залива, выйдя в тыл половцев. Ох и промерзли воины за время перехода! Но теперь, взбодренные холодной водой, они жаждали битвы, жаждали хотя бы согреться напоследок! И воевода Андрей вывел их к самой границе стоянки куманов.
Когда же чуть расступилась тьма, сменяясь сумерками, катафракты, с головы до ног облаченные в пластинчатую броню вместе с лошадьми, сорвались на стремительный галоп. Ближние к ним ряды спящих половцев проснулись лишь в тот миг, когда копыта тяжелых коней обрушились на их черепа, раскалывая их, и животы, давя внутренности. Вскакивающие же мгновенно падали под стремительными ударами мечей, топоров и булав.
Заслышав страшный вой своих людей, выбежал из шатра Шарукан, подслеповато таращась в серые сумерки. Но тут, словно из-под земли, стремительно вылетел на него всадник с мечом необычного цвета, едва ли не белым. Ударил он клинком сверху вниз, достал острием голову хана, разрубил пополам череп половца, будто и нет в нем костей! А следующим взмахом меча рассек всадник древко личного стяга Шарукана и зычно крикнул:
– Дургулель!!!
И войско горцев закричало в ответ имя своего музтазхира, вселяя в сердца куманов ужас перед могучим царем ясов:
– ДУРГУЛЕ-ЛЕ-ЭЛЬ!!!
Потеряв хана, побежали лучшие ратники Шарукана, не успевшие даже надеть доспех перед атакой врага. Многие в сумятице поверили, что аланский государь действительно привел войско на помощь русам. Разбежались и их лошади перед массой скакунов катафрактов, атакующих развернутым строем, внося сумятицу и давя все еще лежащих.
Встрепенулись легкие лучники, заслышав шум боя в собственном тылу. Но дрогнули их сердца, когда увидели они подрубленный шатер хана и спасающихся бегством батыров, утративших всякое мужество… И тут же загудел на холме турий рог русского кагана! И пошла в атаку его рать, набирая разгон перед таранным ударом клина дружинников. Нацеленного в них клина!
Не приняли боя половцы, в ужасе спасаясь от панцирных всадников русов – а кто не успел уйти, тот пал, пробитый насквозь копьями, зарубленный топорами да мечами. Не было куманам спасения в сечи, только в бегстве – и они в ужасе бежали, давя неудачливых соплеменников, заражая страхом и лишая мужества все оставшееся войско. Зря всю ночь вели соратники их обоз – только он приблизился к бывшей стоянке хана, как масса удирающих всадников смяла его, увлекая за собой мгновенно зараженных ужасом воинов…
Когда же взошло солнце, птицы видели, как бегут в степь остатки орды. И как плачут от радости русичи, обнявшись с касогами, ясами да хазарами, братаясь с ними прямо на поле боя.