Ох, не по себе мне от этих мыслей!
Да только не поднимая кубок во время очередных чествований, я наношу оскорбление и присутствующим, и музтазхиру. На мне скрестились многие недовольные, а то и откровенно злобные взгляды, и напряжение за нашим столом понемногу нарастает.
Сидящий напротив меня алан неожиданно встал и, презрительно кривя губы, что-то негодующе произнес, обращаясь ко мне. После чего, обернувшись к царскому помосту, заговорил уже громко. Подошедший со спины толмач глухо, напряженно перевел:
– Он говорит, что вы нанесли оскорбление аланскому народу и музтазхиру, отказываясь поднять кубок как за нашу землю, так и за ее славного правителя.
Сделав короткую паузу, толмач продолжил, теперь переводя насмешливые слова Дургулеля, смотрящего на меня:
– Музтазхир спрашивает, отчего ты не пьешь вместе со всеми. Или тебе не сладко наше вино? Или ты не желаешь славить царя? Или не желаешь видеть Аланию цветущей?
Понимая, что зашел уже слишком далеко, я решил пойти ва-банк – тем более что ромейский посол наверняка поливал меня грязью, когда Дургулель заводил с ним разговор. Встав, я заговорил коротко и зло:
– Я вижу на пиру посланника базилевса и потому боюсь пить вино. Полгода назад корсунский катепан пытался отравить меня и князя Ростислава на пиру в княжьем дворце. Ромей был гостем, но попрал законы гостеприимства и законы Божьи! Лишь промыслом Господа, направившего мой взгляд на руки катепана, мы спаслись. А разве не отравили греки картвельского царя[10] Давида, дав ему яд в чаше во время причастия? Разве не отравили они собственного базилевса Цимисхия или василиссу Феодору?
После завершения перевода толмачом в зале повисла тишина. Многие устремили негодующие взоры на меня, но кто-то с недоверием смотрел уже на византийца. Среди прочих я мельком увидел лицо азнаури Важа – он благосклонно кивнул мне, оказывая поддержку.
Грузины, чью землю и свободу долгое время попирали ромеи, последних особенно недолюбливают – в том числе и за их необычайное вероломство. Какое кощунство – отравить врага во время причастия! Настоящее изуверство! Нет, не случайно посол царя Баграта решил мне немного помочь, не случайно…
Обычно сладкоречивый, как и любой другой византийский дипломат, мой оппонент, однако, замешкался с ответом, видно не ожидая от меня столь яростной отповеди. И я, пользуясь моментом, продолжил в повисшей тишине:
– Ромейские вельможи думают только о себе, своем богатстве и влиянии. Они задавили собственный народ поборами, они разоряют простых людей хуже иноземных захватчиков. Именно поэтому жители Корсуни и Сурожа запросились под руку князя Ростислава!