В годы большой войны (Корольков) - страница 296

— Куда ты собрался? — прежде всего спросил Штауффенберг.

Они сидели за столом и пили из баварских кружек домашний сидр. «Вюртембергский напиток» был предметом гордости хозяев поместья Лёйтлинген.

— Решил эмигрировать из тысячелетнего рейха Гитлера, — с обычным оттенком иронии ответил Рёсслер.

— Но почему?

— Не хочу быть пророком, однако я не намерен стать бараном, которого ведут на убой… Поверьте мне, пройдет немного лет, и все мы окажемся соучастниками преступлений. Я противник нацизма, и мне лучше уехать.

Клаус вспылил:

— Значит, ты намерен стать дезертиром!

— Нет… Французский солдат не может изменить британской королеве. Гитлер приведет Германию к гибели.

Разговор был острый и доверительный. Роберт почти не принимал участия в споре. Он молчаливо потягивал из кружки сидр и только время от времени неторопливо произносил короткие фразы, утверждая собственное мнение.

— Тысячелетие рейха только начинается… Поживем — увидим. Никогда не поздно сказать — нет, если Гитлер станет горячиться в упряжке, — Роберт был уверен, что это они, военные, брали в упряжку Гитлера, а не наоборот.

— Что касается меня, — возразил Клаус, — остаюсь при своем мнении: мы служим нации, кто бы ни стоял во главе государства… Я исповедую все тот же девиз наших вюртембергских предков.

Он кивнул на стену, где висел старый герб. На нем было написано: «Бесстрашие и верность».

Трое друзей остались каждый при своем мнении. Они разошлись поздно, а рано утром, переночевав в Лёйтлингене, разъехались кто куда. Рёсслер в Мюнхен, откуда вскоре переселился в Швейцарию, а офицеры — Клаус и Роберт — отправились в свои гарнизоны, где ждала их повседневная служба.

Ночной разговор в Лёйтлингене, казалось, не произвел на Клауса большого впечатления. Это через много лет он старательно вспоминал — кто о чем говорил в ту ночь, заново переосмысливая сказанное. А тогда у него были другие заботы. Потому и события, происходившие в стране, связанные с утверждением нацизма, не могли его волновать так глубоко… В тот год его увлекало другое — он готовился к свадьбе и вскоре женился на баронессе Нине фон Лёрхенфельд, молодой красавице, унаследовавшей свое обаяние от матери, русской дворянки, жившей где-то в Литве или Курляндии в конце прошлого века.

Клаус фон Штауффенберг продолжал выполнять «солдатский долг», возложенный на него присягой Адольфу Гитлеру. Теперь все военные давали присягу не государству, не народу и отечеству, а лично фюреру. Клаус слово в слово запомнил слова присяги:

«Клянусь перед господом богом сей священной присягой безоговорочно повиноваться фюреру германской империи и народа Адольфу Гитлеру, верховному главнокомандующему вооруженными силами, и как храбрый солдат быть готовым, выполняя эту присягу, отдать свою жизнь».