По широким ступеням вошли в вестибюль и по мраморной лестнице, обставленной пальмами, устланной мягким ковром, поднялись наверх. Стены украшены дорогими картинами известных мастеров. Всюду красивые статуэтки, бронзовые группы, редкостные растения, фрески. Большая комната — библиотека. Сема сказал: «Мужики рвутся сюда недаром — будет чем поживиться».
В графских покоях остановились перед редкостным гобеленом, цены ему нет. Почему-то очень простая мысль пришла в голову: сколько же лет пришлось крестьянам на помещичьих полях кланяться колосьям, чтобы через хлеб, превращенный в червонцы, оплатить такой вот гобелен…
Вышли на широкую террасу, откуда видны деревенские убогие халупы, крытые соломой. Гляжу на серые избы, которые напоминают мне избы родного села. Будто проклял кто и деревню и замок. Вот из деревни выйдут люди, с топорами, с дубьем двинутся к замку. Но ведь и я мог бы идти вместе с ними, мне даже пристало бы идти впереди них с увесистой рогатиной в руках. А между тем я поднялся на террасу для того, чтобы на основе современной оборонительной тактики определить, как дать отпор мужикам, как защитить замок.
В графской столовой, превращенной в казарму, пьем разбавленный спирт. Для нас это праздник единения, военного братства. Все воодушевлены до крайности. Клянемся во взаимной верности друг другу. Евтеев сказал: «Господин поручик, век будем жить вместе, не расстанемся… Командуй нами, всех разгоним. Командуй!» А Сема говорит зажигательную речь. Как выпьет, говорит речи. Трибуна — стул, тема — бей большевиков, спасай революцию.
Солдаты со мной, я с солдатами. Наше дело сражаться и не думать ни о чем… Но почему же так взволновано сердце и так неспокойна душа?!
25 ноября 1917 года.
Утром разбудил вестовой. «Опять большевики громить пришли», — сказал он.
Оделся, вышел. У ворот стоит толпа спозаранок. Сема рассказал — хотели громить паровую мельницу. Он взял наряд, разогнал мужиков.
Весь день за оградой замка бушевала толпа. Весь день солдаты были на ногах. Ночью не ждем погрома, потому снял все посты, послал отдыхать. Оставил только один наряд, конный разъезд.
Все угомонились. Я не спал, не спал и Спиридонов. Ночь коротали вдвоем. Сначала он занимался комитетскими делами, потом пили чай, согретый на костре у входа в замок. Говорили про старую жизнь, про революцию. Спиридонов приблизился ко мне и спросил: «Господин поручик, хотел бы я знать от вас, как вы думаете — кто такой Ленин?»
Его глаза смотрели прямо, в них все та же скорбь и напряженная воля к правде. «И ты как Трушин, как другие…» — подумал я и ответил: «Ленин?.. Ленин германский шпион. Его привезли к нам в запломбированном вагоне».