— Верно.
Вот за это я больше всего «внутряков» не любил. Так-то понять их можно — у всех своя служба, пусть и такая неприятная, как поиск врагов среди своих, но вот зачем так выделываться? Что за способ такой мерзкий, демонстрировать собственную власть тупыми вопросами, на которые, к тому же, я еще и отвечать обязан! Что, в личном деле какая-то другая информация записана? Или на лжи меня понять пытаются! Мракобесы!
— Согласно рапорту старшего детектива Игнатова, вы сами вызвали полицию после случившегося.
Через пару минут, когда Прусков закончил зачитывать мои паспортные и биографические данные, он перешел, наконец, к делу.
— Все верно.
— Почему не сделали этого раньше?
Чего? Раньше? Это когда? Когда та перекаченная наемница меня в живот кулаком приложила или, когда сломанной куклой на диване валялся, не имея возможности даже голову повернуть?
— Был не в состоянии.
— Объясните.
— Ворвавшись, нападавшие вкололи мне и моей спутнице какой-то наркотик, в результате которого я лишился возможности двигаться и говорить.
— В заключении медэксперта нет упоминания никаких наркотиков в вашей крови.
— Вероятно, высокая скорость распада.
— Откуда вы знаете?
— Я не знаю, а предполагаю!
Вот за что их любить, а? Сидят, всякую чушь спрашивают, а погоны со званиями такие же, как в полиции! Только кто-то под пулями ходит, а кто-то зад отсиживает в кабине.
Сидевший по правую руку от Праскова пухлощекий Жлобы сделал какую-то пометку у себя в блокноте.
Какое-то время «четверка» задавала вполне вменяемые вопросы: кому принадлежала квартира, на которой все случилось, как я там оказался, в каких отношениях состою с гражданкой Смирновой 1995 года рождения. Неприятные, но адекватные, я бы, ведя следствия, сам не преминул такое уточнить. Но затем…
— Три ножевых удара подозреваемому мужского пола нанесли вы?
Личности убитых Кэйтлин наемников до сих пор не удалось установить, поэтому в документах они так и фигурировали: подозреваемый мужского пола, подозреваемая женского пола. Почему подозреваемые, а не пострадавшие? Потому что проходили по делу муниципального служащего Линькова, которого они порешили, инсценируя ритуальное убийство.
— Верно.
— Почему три?
— Что, простите?
— Почему именно три удара? — как и прежде без интонаций уточнил Прусков.
— Бог любит троицу. — ляпнул я зло, не успев подумать, что шутить с «внутряками» чревато.
— Вы принадлежите к одной из христианских конфессий?
— Нет, а мое вероисповедание имеет отношение к делу?
— Это будет решать комиссия. Так почему именно три удара, Антон Вадимович?
— Слушайте, я не знаю! Все очень быстро произошло, я, как вы понимаете, не особенно думал, просто делал.