Мук, вздрагивая и что-то бормоча, бережно подобрал бесценные камни, сунул их в сетку и затих, возвратившись к Урру. Тот опять зарычал на него, но Мук не боялся великана.
Через минуту на поляне всё снова успокоилось.
Проснулись люди перед самым рассветом. Было холодно. Костёр уже не бушевал, догорали последние толстые сучья, языки огня были почти незаметны в свете наступающего дня.
Гау вскочил первым и растерянно оглянулся. Где же весёлый пляшущий огонь? Где дерево, ветки которого он разжёвывал с хрустом, точно медведь, грызущий кость оленя?
Долго стоял он возле умирающего костра в необычном раздумье, но жалобная воркотня людей заставила его очнуться. В эту ночь, согретые непривычным теплом, люди спали так крепко, что не заметили, как ночные воры — волки и гиены — утащили тела убитых тигром людей и даже высосанные кости самого тигра. Орда хотела есть, пора было отправляться на промысел.
Покидая место стоянки, люди обычно больше к нему не возвращались. Имущества нет, так что нет нужды жить где-то постоянно. Матери схватили на руки детей, мужчины вскинули на плечи дубинки: голод гнал их вперёд на поиски еды.
Только Гау медлил. Шёпот затихающего огня притягивал его, словно звал остаться…
Но люди ворчали всё громче. Урр пересёк поляну и, углубившись в кусты орешника, в недоумении оглянулся.
— Гау, — позвал он.
И Гау медленно повернулся, решительно раздвинул кусты. Смутная мысль мелькнула и на этот раз осталась недодуманной. Тихий голос огня замер в отдалении…
Люди орды только с виду были неуклюжи. На самом деле они двигались ловко и бесшумно, ни один звук не ускользал от их внимания, широко расставленные ноздри ловили запахи леса, сильные руки держали наготове страшные дубины и заострённые камни.
Женщины и дети отстали от охотников — они не мешали выслеживать крупную дичь, но готовы были присоединиться к дележу добычи. Они не теряли времени в ожидании: черви, ящерицы, съедобные корни — всё шло в дело, наполняло голодные желудки. Малыши, только научившиеся бегать, уже усердно искали и тащили в рот всё живое, что удавалось схватить.
Яркая бабочка села на цветок, медленно открывая и закрывая крылышки, и тут же её схватила маленькая рука. Мальчик уже потащил бабочку в рот, но мать остановила, оборвала яркие крылышки. Сын сердито пискнул, запихал в рот и крылышки, подавился, выплюнул. Другой ребёнок пронзительно завизжал и тут же кувырнулся в траву от крепкого шлепка рассерженной матери: на охоте кричать не полагалось. Тихо всхлипывая, он протянул руку: на пальце крутилась пчела, глубоко вонзившая в него жало. Мать ловко вытащила жало, а обезвреженную пчелу сунула в рот малышу. Тот не отказался, успокоился и тут же повеселел, но пчёл стал обходить стороной. Дети, подражая осторожной походке взрослых, озирались, ожидая каждую минуту материнской помощи и защиты. А матери, держа грудного детёныша левой рукой и тяжёлую палицу правой, искали пищу, готовые отразить опасность, откуда бы она ни появилась.