Маа, самая молодая и смелая из женщин, веселилась больше всех: кричала и прыгала при каждом взлёте искр. Перекувыркнувшись от восторга, она с размаху налетела на Гау, стоявшего у огня. Гау обернулся и взглянул на неё, на его грубом лице мелькнуло подобие человеческой улыбки. Он поднял руку и положил на плечо Маа. Но тут в толпе раздалось злобное ворчанье, и Кха, храбрый охотник, прыгнул к огню, грубо оттолкнул Гау и стал между ним и Маа. Он рычал и скалил зубы. Нападение было так неожиданно, что Гау зашатался и упал бы в костёр, если бы большой Урр одним скачком не оказался около него. Рывком он отбросил падавшего вожака от костра, развернулся и, схватив Кха поперёк туловища, поднял над головой. Если бы тот попробовал сопротивляться, разъярённый Урр ударом о землю прикончил бы его на месте. Но Кха отлично понимал это. Ярость его угасла так же внезапно, как и появилась. Он покорно повис в руках Урра и тихо, жалобно, застонал. Гнев великана смягчился. Ещё несколько секунд он подержал побеждённого в воздухе и, угрожающе рыча, отшвырнул его в сторону. Этого было достаточно. С жалобным воем Кха прополз несколько шагов и растянулся на земле. Кровоподтёки выступили на его боках — следы железных пальцев Урра.
Люди закричали, заволновались, но стоны Кха стихли, и на него перестали обращать внимание. Темнело. Все сомлели от сытости. Разнеженные теплом, люди засыпали сидя, с куском мяса во рту. Сам Гау ещё немного походил, ощетинившись и оскалив зубы, порычал, но заметил кость, полную жирного мозга…
Грозный вождь и сегодня забыл выставить сторожей: обхватив руками колени, он опустил на них отяжелевшую голову и заснул вместе со всеми. Костёр пылал, тучи искр взлетали в языках пламени и падали вниз. К счастью для орды, стояла тишь, иначе не миновать бы пожара.
Гиены и волки давно привыкли следовать по пятам диких людей. Им всё годилось: обгрызанные кости, обрывки шкур, перепадало и мясо при обильной охоте. Трусливо и завистливо они выглядывали из кустов, но непонятная сила огня удерживала их на расстоянии. Наконец, когда пламя начало меркнуть, наступил их час. Крадучись, они окружили поляну и поползли вместе с ночными тенями, которых не отгонял уже тускнеющий свет. Грызню отложили: здесь надо соблюдать тишину. Звери молча скалились и щетинили загривки, перехватывая друг у друга куски и кости, разбросанные по всей поляне. А люди, всегда такие чуткие, продолжали спать, будто заколдованные чудесным теплом.
Костей и мяса оленей могло хватить на всех волков и гиен. Но вдруг, уже на рассвете, громкий детский крик всполошил орду. Все вскочили, хватаясь за камни и палицы, натыкаясь друг на друга во мгле начинающего утра. Огромная гиена вырвала ребёнка из рук спящей матери и скрылась в кустах. Мать кричала и металась по поляне, остальные женщины, ещё не понимая в чём дело, вопили вместе с ней. Мужчины с дубинами и камнями наготове построились в боевой круг и оглядывались, ожидая нападения. Но из густых кустов, обступивших поляну, слышался только хохот гиен и рычанье грызущихся волков.