Гау помедлил минуту. К лицу его прилила кровь, зубы оскалились.
— Кха! — зарычал он и взмахнул палицей.
И тут Кха прыгнул на него. Страшный удар его дубины встретил дубину Гау. В следующую минуту тяжёлые палки полетели в сторону, и мужчины покатились по земле, терзая друг друга зубами и руками.
Вся орда была уже на ногах. Кха и Гау тесно обступили, слышалось тяжёлое дыхание и короткий приглушённый рык. Бой шёл насмерть. Это понимали все. Восставший против вождя должен победить или умереть. Мешать бою не смел никто — таков закон орды. Даже Урр, стиснув в руке свой страшный камень, тяжело дышал и скалил клыки, но не трогался с места.
Живой клубок из двух тел с яростным рычаньем покатился по поляне, косматые головы, оскаленные челюсти, мохнатые руки и ноги мелькали, точно это была игра, а не смертный бой. Орда двигалась за бойцами, не спуская с них горящих глаз, всё дальше от центра поляны, всё ближе к орешнику. Вот клубок подкатился к самым кустам. Стон, хруст — и Гау поднялся один, обливаясь кровью от страшных укусов. Шатаясь, он сделал несколько шагов. Орда молча расступилась перед ним, и вдруг все кинулись на середину поляны: из темноты кустов высунулось чьё-то гибкое туловище, но тотчас втянулось обратно и исчезло. Лежащее на земле тело Кха тоже исчезло.
Гау поднял палицу и оглянулся.
— Ик! — грозно крикнул он, ещё разгорячённый боем, и обвёл орду глазами, словно ожидая сопротивления. Но Ик уже послушно стоял рядом. Урок был суровый и понятный. Люди взволнованно, но тихо обменивались восклицаниями, приглушёнными криками, снова устраиваясь на ночлег. Огонь, огонь, так чудесно согревавший их в холоде прошлой ночи, исчез.
Голодные и злые собрались люди утром около потухшего костра. Несвязные крики, невнятные слова, озлобленный шум. Дети пищали, требуя еды, дрались за каждую найденную на земле крошку. То один, то другой мужчина вскакивал с места, подбегал к Гау, хватал его за руку и с криком указывал вдаль. Было ясно: орда требовала еды. Женщины подталкивали мужчин, держась позади, возбуждали их криками, не смея сами подойти к вожаку.
Гау стоял, опустив голову, глубокие морщины покрыли его лоб, маленькие глаза беспокойно горели под мохнатыми бровями.
Голод гнал их двигаться дальше. Так поступали они всегда, когда не хватало пищи. Не раз уже Гау собирался, взмахнув палицей, отправиться в путь. Но… каждый раз вид холодной кучи углей удерживал его на месте. Гау сам не понимал почему. Он тяжело дышал, сжимал и разжимал кулаки, точно это помогало ему найти решение.