Лёгкий шорох в траве заставил его насторожиться: на освещённый солнцем выступ скалы скользнуло что-то яркое, зелёное, как его рубило. Ящерица! Не замечая мальчика, она с удовольствием поднялась на лапках навстречу солнечному лучу. Но погреться не успела: маленькая мохнатая рука проворно схватила её. Вот и завтрак. Трава, потревоженная Рамом, ещё не перестала колыхаться, когда последний кусочек был разжёван и проглочен. Конечно, мохнатый животик не отказался бы ещё от еды, неважно — какой, лишь бы побольше. Впрочем, ящерица была не такая уж маленькая и, главное, еда прибавила Раму не только сытости, она придала храбрости. Облизнув от удовольствия губы, он осмотрелся.
Что дальше делать? Идти? Но куда? Он вспомнил пещеру, тепло костра и мясо — гору медвежатины. Рам опять облизнулся. Враги? Но он не видел бегства своей орды, перед глазами стояли только мужчины и женщины возле медвежьей туши и с ними Маа, весёлая и ласковая. Мальчика-сироту неосознанно тянуло к ней. Она, единственная в орде, делилась с ним кусочком еды, когда остальные думали только о своих желудках. И хотя он был невольным свидетелем того, как рыжеволосый схватил девушку, но это как-то не задержалось в памяти.
— Маа, — жалобно пробормотал Рам и оглянулся, словно ждал ответа. Но ответа не было. Зато в глаза бросилась тропинка, протоптанная за много лет дикими обитателями леса. Это по ней он в ужасе мчался вчера. По ней он вернётся к людям. И к мясу…
Рам, полный надежд, пустился в обратный путь. Разве мог он знать, что орда, то торопливо, то крадучись пробираясь по отмели, ночью прошла как раз под обрывом, на котором стояло дерево, ставшее его ночным прибежищем. И, значит, возвращаясь к пещере, он с каждым шагом всё больше удалялся от своих…
Рам торопился изо всех сил. Только изредка задерживался, чтобы проглотить жирного червяка, либо сорвать орехи и разгрызть их на ходу. Тяжёлое рубило порядком мешало идти, но мальчик не расстался бы с ним даже в обмен на жирный кусок мяса или кость, полную мозга. Со вздохом он перекладывал камень из одной руки в другую, но вздох превращался в радостное бормотанье, едва луч солнца вспыхивал на каменных гранях.
Обратная дорога оказалась куда длиннее: болело плечо, болели натруженные ноги. Не раз уже Рам собирался лечь на мягкую траву, присесть на бархатную подушку мха. Но тут же страх одиночества и пустой желудок заставляли его удваивать шаги. Порой он тихо вскрикивал, задевая разбитыми в кровь ногами придорожный валун.
Но вот Рам остановился. Ноздри плоского носа зашевелились: лёгкое дуновение ветра принесло ему известие, в котором следовало разобраться. Это был человеческий запах, но чужой, страшный. Шерстистые тёмные волосы на затылке Рама зашевелились, встопорщились. Он попятился, спиной коснулся чего-то и в страхе отскочил. Нет, это просто дерево. Сзади ничто не угрожает. Но впереди… Надо разведать.