Шесть лет назад, сияющим июньским днем, Джиллиан сообщила им по телефону, что она хочет познакомить отца и мачеху с одним человеком. Клаудиа и Эдвард ждали их с нетерпением и надеждой, потому что никогда раньше они не слышали у Джиллиан такого счастливого голоса.
Когда Виктор Кинкейд появился в их гостиной, сердце Клаудии остановилось: она решила, что он пришел сказать, что знает правду о своем рождении. Но эта встреча не стала воссоединением матери и сына. Сюрприз состоял в том, что невинная двадцатитрехлетняя школьная учительница и преуспевающий двадцативосьмилетний киномагнат полюбили друг друга. Джиллиан и Чейз познакомились всего неделю назад, но уже знали, что всегда будут вместе.
Радостное выражение на лице Джиллиан было зеркальным отражением лица молодого человека. Клаудиа тоже испытала радость — радость и слезы, когда сначала обняла падчерицу, которую любила как родную дочь, а затем мужчину, сына, которого она никогда не держала на руках.
Брак Чейза и Джиллиан Кинкейд начался с такой любви и такого счастья, что им, казалось, не будет конца… Но все вышло по-другому. И все из-за Чейза, из-за смены его настроений, его нетерпеливости, его мрачного гнетущего молчания.
Сын Клаудии Грин унаследовал красоту своего отца и его блестящий ум. Но Клаудиа с печалью обнаружила, что дух одиночества, который поселился в ее юном сердце, когда она носила его, передался Чейзу. Клаудиа знала, что этот дух можно изгнать. Ее спасла любовь Эдварда. Если бы только Чейз позволил Джиллиан спасти его своей бесконечной любовью… Но нет, он пренебрегал этой потрясающей любовью, и временами казалось, что он делает это нарочно, словно пытаясь доказать Джиллиан, что он ее недостоин.
Бывали времена, когда Джиллиан и Чейз были очень счастливы. Это было похоже на солнце, выглядывающее из-за туч, но затем внезапно и без видимых причин начиналась полоса отчуждения.
А теперь Чейз ушел из жизни, и со временем Джиллиан найдет в себе силы откликнуться на новую и счастливую любовь. Но для Виктора Чейза Кинкейда никогда уже не будет другой любви, другого счастья. Для него навсегда останется лишь темнота.
— Клаудиа? — с нежностью окликнул ее Эдвард, нарушив тяжелое молчание. Может быть, ее ужаснули его жестокие бессердечные слова, что смерть его зятя была к лучшему? Нет, решил он, заглянув ей в лицо. Она не выглядела потрясенной. Она была печальной и странно испуганной. — Что с тобой, дорогая?
Клаудиа подумала, что сделал бы Эдвард, если бы она правдиво ответила на его вопрос, признавшись, что она мать человека, который наполнил жизнь его любимой дочери печалью, а своей трагической смертью погрузил ее, Клаудию, в воспоминания о той трагедии, которая однажды уже произошла в ее жизни. Эта трагедия и свела Клаудию с Эдвардом, и по прошествии стольких лет ей не давала покоя мысль, что Эдвард полюбил ее в благодарность за то, что она сделала для Джиллиан.