Когда Миллиган открыл глаза в изоляторе девятого блока, он не знал, кто он, но обнаружил, что привязан к кровати по рукам и ногам, одурманен торазином и оставлен на холоде при открытом окне.
Никто из находящихся внутри не знал почему.
Была сумятица.
Когда большая дверь в камеру наконец отворилась, шона ослепил свет. Слабый, голодный и страдающий от жажды, шон до этого ни с кем не разговаривал. Из света появились безликие тени, чтобы сделать еще один, последний укол. Иголка ужалила. Рты беззвучно переговаривались.
Дверь оставили открытой, но он не мог пошевелиться. Не мог дойти до двери, а она не шла к нему. Что ж, стой там, дверь, виси на петлях. Мне-то что… Буду сидеть здесь вечно. В тишине.
Как он тут очутился? Здесь светлее, чем там, где его держали раньше. Ну и ладно. Сегодня здесь, завтра там… На плечах висело покрывало. Повсюду в этой грязной серой комнате были люди. Он ни на кого не смотрел, потому что знал: не положено. По-прежнему ни звука. Он оглох. А какая разница? Кому какое дело? Никому. Стул был большой, желтый. Он хотел встать, но человек с ключами толкнул его обратно.
Часы, книги, гудки. Побег. То, что велел Учитель. Кто такой Учитель? И кто сейчас думает? Просто слушай. Часы показывают, что пора уходить… спать. Время не может исчезнуть, если его у тебя нет. Это ты исчезаешь из времени, чтобы убежать из настоящего. Время переносит тебя с места на место.
Что происходит? Кто сейчас думает?
Не важно, ответила мысль.
Я хочу знать, кто ты.
Хорошо, ответила мысль, я, скажем так, друг семьи.
Я тебя ненавижу.
Знаю, ответила мысль. Я – это ты.
шон ударил по металлическому зеркалу, надеясь сфокусировать объектив ума. Потом зажужжал, чтобы почувствовать вибрацию в голове. Лучше, чем ничего, но по-прежнему ничего не слышно.
Когда человек с ключами ушел, джейсон сел и потянулся, чтобы унять боль в спине. Он потер голову и решил обследовать новый общий зал.
Когда спустил ноги на пол и встал, то вдруг полетел куда-то вниз. В ужасе подумал, что госпиталь рушится, попытался за что-то уцепиться, но не смог.
Закричал.
Он бредит? Но нет, он видел, ощущал запах, чувствовал. Жгучая боль пронзила ступни от удара об пол подвала – в здании, где подвала не было. Он знал, что это не плод его воображения, потому что, когда поднялся с колен, обе лодыжки пульсировали от боли.
Он находился в квадратном туннеле.
Служебный ход? Нет.
Позади он казался бесконечным. Впереди была приоткрыта огромная дубовая дверь.