Почему же я не обратилась к Марии Семеновне за помощью, за советом? В тот первый год я частенько бегала к ней с различными идеями. Даже на квартиру, благо жила она при школе.
Мне очень нравилась ее комната, похожая по простоте на деревенскую горницу. На стенах висели связки лука, чеснока, вышитые рушники. Хоть Мария Семеновна была одинока, но поддерживала связь с деревенскими земляками. В их глазах она была всемогуща. И у нее постоянно гостили какие-то старухи, которым она помогала оформлять пенсии; ребята, решившие поступать в институт.
Все гостинцы она передавала или в школьный буфет, или на наши ученические вечера: бочонки с солеными огурцами, помидорами, яблоками, поросят, даже наливку. И мы очень весело встречали в школе и Новый год и 8 Марта.
Еще она обожала всех лечить, но не лекарствами (их она не признавала), а травами. И даже один месяц отчаянно мучала меня, заставляя глотать какой-то горький настой от кашля. И все же свои переживания с Шафаренко я скрыла от нее. Она не признавала полутонов в воспитании, презирала эмоции. И любимым ее изречением было: «Нас так пански не воспитывали, а ничего, вышли в люди…»
Поэтому я и оберегала от нее Шафаренко. Он бы только обрадовался любой несправедливости, которая могла оправдать теперь его озлобленность и презрение к окружающим.
Очень я хотела восстановить с ним нормальные отношения. Но это оказалось невозможным. Когда я попросила его однажды остаться после уроков, он вежливо ответил:
— Нам не о чем разговаривать.
Он разом отсек все, что его связывало со мной, даже драмкружок: больше он не пришел ни на одну репетицию.
А я пошла на подлоги. Я вывела ему и в третьей и в четвертой четверти тройки, без ответов, не получая сочинений. И ждала, отчаянно ждала реакции либо с его стороны, либо со стороны класса.
Но ребята оставались в роли наблюдателей. А он все принимал небрежно, как должное. И продолжал меня не замечать.
Только на экзаменах он вдруг отличился. Ассистентом в нашем классе была сама Мария Семеновна. Он великолепно отвечал и по литературе и по русскому языку, и Мария Семеновна даже выразила удивление, что такой способный парень у меня, кроме троек, ничего не получал. Да и сочинение он написал прилично, почти грамотно. Это меня больше всего поразило. Очевидно, все это время он занимался самостоятельно из упрямства, из самолюбия, чтобы «утереть мне нос», доказать свою независимость.
И когда я объявила своему классу результаты экзаменов, Шафаренко откровенно и торжествующе улыбнулся.
Потом он забрал документы из школы, и я узнала от ребят, что он пошел работать на какой-то завод.