— Надо немедленно отвести ее в больницу, — сказала я, сменяя на лице Светы третий носовой платок. — Сейчас мы ее закутаем, и ты проводишь…
— А почему в больницу?.. — странным тоном протянул Андрей.
— Врачу ее показать. Может, и ничего страшного, но рентген сделают.
Андрей закусил губу и промямлил:
— Может, сейчас не стоит, попозже…
И сразу наступила тишина. И в этой тишине Андрей топтался на месте, вздрагивал, и на лбу его выступили капли пота.
— Скис? — присвистнул Дробот. — А еще поэт!
— Да нет, — сказал вдруг удивительно рассудительным тоном Андрей, — я о ней думаю. Она уже их разозлила… как бы чего не вышло.
Он выглядел как человек, наконец-то ощутивший под ногами твердую почву.
— А что, что может выйти? — возмутилась Майка.
— Ты ручаешься, что она снова не начнет огрызаться, злить их?
Андрей сделал шаг к Майке. Он говорил так, точно Светки здесь не было.
— А если ее опять ударят? Меня схватят, и она будет целиком в их власти… А ты знаешь, что может сделать шпана?
Он произнес слово «шпана» с ненавистью.
— Кто хоть это сделал? — спросила я.
Мне казалось, что Андрею просто надо дать минуту передышки, чтоб он оправился от ужаса за Светку, от растерянности.
— Какая разница! — Майка передернула плечом. — В милицию же не заявим…
— Конечно.
— Да это наши, соседские…
— А еще говорят, что своих шпана не трогает!
В устах моих девочек слово «шпана» звучало почти как профессия.
— Одевайся, Андрей! — сказала я решительно. — Быстрее!
— Та я ее отведу! — предложил Дробот, и девочки засмеялись: от него польза могла быть, как от цыпленка.
Андрей пошел к вешалке. Движения его были замедленные, точно связанные, а уши пламенели.
— Девочки, помогите Свете…
— Никто мне не нужен. Я и одна дойду.
— Вместе с Андреем.
— Нет, не вместе. С ним я не пойду.
— Но Светик… — Андрей порывисто оглянулся, надев только один рукав шубы.
Света придерживала платок у лица, пальцы ее были в крови, но глаза смотрели со спокойным вызовом.
— А, где наша не пропадала! — Майка притопнула, схватила ее под руку и повела к двери.
— Подождите! — сказала я.
Не чувствуя своих ног, без пальто, в состоянии полной растерянности я вышла из школы, открыла ворота и сразу оказалась в толпе возбужденных и неряшливых подростков.
Я напрасно оглядывалась. Взрослых прохожих не было. А я хотела им поручить проводить девочек.
На секунду и мне стало страшно. Подростков было много, и они явно чувствовали себя хозяевами улицы. Они могли оскорбить и меня. Для них ведь не было авторитетов, они уважали лишь силу, злую, жестокую силу.
И странное чувство охватило меня, когда я переводила глаза с одного полудетского лица на другое, изуродованное или развязной гримасой, или наигранным истерическим возбуждением, или дурацким чубом.