Я остолбенела.
— Спрашивать буду раз в неделю по программе шестого. За седьмой класс нагонишь потом…
Больше всего меня поразил ее тон: спокойный, бесконечно властный. Она ни на секунду не представляла, что ее можно не послушать. Но ведь советовала она зубрить! А я с детства слушала насмешки над зубрилками. Их постоянно высмеивали и в книжках и по радио. И я с первого класса презирала девчонок, которые много часов тратят на уроки.
Хорошо хоть, что этот унизительный разговор протекал без свидетелей. Да и говорила она со мной серьезно, как со взрослой. Не стыдила, не попрекала.
И я решила попробовать. Решила научиться зубрить. Правда, делала это не дома. Я смертельно боялась маминых насмешек. Я стала зубрить в очередях. Все отоваривание наших продуктовых карточек было на мне. Уходило на это два-три часа ежедневно. И оказалось, что время в очередях, в духоте и в толкотне, можно проводить с пользой. Геометрия в очередях заучивалась великолепно. Стоял галдеж, как на птичьем базаре. Мой шепот совершенно заглушался темпераментными выкриками окружающих.
Прошел месяц, и вдруг точно что-то щелкнуло у меня в голове. Я включилась в объяснения Анны Ивановны. Начала их понимать. А еще через неделю красивые, но в моих глазах бессмысленные чертежи геометрических фигур, для меня ожили. Математические обозначения заговорили со мной. Скучный предмет таил, оказывается, интереснейшие догадки и находки. Ее уроки я теперь ждала как праздника. Они пролетали в ускоренном темпе. Может быть, потому, что она не просто решала с нами задачи и доказывала теоремы — она умела лаконично, без лишних эмоций донести до нас драматичную историю математики. Именно от нее я услышала об Эваристе Галуа — мальчишке, погибшем на дуэли. Задачу, написанную им в ночь перед смертью, не могли решить математики больше ста лет. Да и многие исторические имена, оставшиеся в нашей памяти случайно, на ее уроках оживали: Архимед и Галилей, Коперник и Софья Ковалевская. О ней мы узнали больше всего. Мы даже хотели назвать класс ее именем…
С каждым днем мне все меньше надо было зубрить. С каждым днем я все больше увлекалась математикой.
Анна Ивановна оставалась такой же немногословной, тихой. Она не вмешивалась в наши споры на классных собраниях. Не командовала. Не поучала. Она только подавала идеи. Странные, на первый взгляд. То она вела нас в Политехнический музей, спрашивала там, кто какие любит книги по научной фантастике. А потом показывала археологические находки, разрушавшие стройные научные теории.
То вдруг приглашала в университет послушать на механико-математическом факультете лекцию по математике. Мы шли — и ничего не понимали. А она потом все разъясняла своими словами. А когда мы поехали всем классом на лесозаготовки, она в дороге устроила математическую викторину. С премиями: у нее было припасено пять соевых конфет…