Я не знаю, зачем написала в редакцию, но я не хочу быть такой. Может быть, если вы напишете обо мне, мои друзья поймут, может, догадаются, о ком написано, и вытащат меня.
Адреса и фамилию я не пишу. Только номер школы. И зовут меня Таней».
Я запомнила это письмо хорошо, потому что из-за него снова резко поспорила с Марией Семеновной. Это письмо ей переслали из редакции с просьбой найти несчастную девочку и устроить обсуждение «искреннего порыва ее души».
Я сразу поняла, кто автор, по почерку. Да и по стилю. И рассмеялась:
— Мировая скорбь!
— Ты знаешь, кто это? — спросила Мария Семеновна.
— Знаю. Степанова.
Брови Марии Семеновны поползли вверх.
— О! Да, сложная натура!
Я улыбнулась, но оказалось, она это изрекла всерьез.
И меня прорвало:
— Конечно, невероятно сложная! Вспыльчивая, ревнивая, эгоистичная, мнительная, мечтательная дуреха!
Мария Семеновна укоризненно покачала головой:
— И тебе не стыдно? Девочка страдает…
— Потому что ни один мальчик на нее не смотрит!
Она все укоризненней качала головой, сидя на стуле, как в кавалерийском седле.
— И вообще, — сказала я, — уважающие себя девочки не будут писать в редакции такие нелепые письма.
Мария Семеновна взяла письмо в руки и стала снова перечитывать, комментируя читаемое вслух.
— Бедная! При живой матери почти сирота. Сейчас так редки гордые, одаренные настоящей чуткостью и тонкостью девушки, застенчивые, трогательные…
Я замерла. Остолбенела. Оказывается, Мария Семеновна еще и сентиментальна. И легковерна. Это она-то, с ее солдатской прямотой!
— Конечно, такую девушку не могут понять современные олухи. Им бы лишь хаханьки да хиханьки, а она болезненно осмысляет жизнь.
Мария Семеновна дирижировала своей «арии» пальцем.
— Одиночество в шестнадцать лет… Что может быть больнее?! А ведь мимо таких девушек парни проходят, как мимо стенки. Кидаются за любой смазливой рожей…
И она вздохнула.
И я тоже.
Тогда она отдала мне письмо. И велела:
— Обсуди в классе.
— А потом?
— Потом позовешь ее ко мне. И я ей всыплю, чтоб школу не позорила!
Выводы Марии Семеновны всегда умиляли меня неожиданностью.
Конечно, в классе сразу поняли, кто автор письма, как только я прочла его. Каюсь, прочла с плаксивой интонацией. Как провинциальные актрисы на роли инженю. Вероятно, это вышло зло. Таня заревела, а ребята засмеялись.
И тогда Андрей — как все поэты, он часто принимал желаемое за действительное — сказал:
— Она сложная натура!
И немедленно отозвалась Света. Не ему. Так, в воздух. Они иногда устраивали безличные диалоги.
— Да она только собой и любуется! И мужа ищет из «их круга».