— А ты все усложняешь! — закричала Таня. — И себе и другим жизнь портишь! Подумаешь, принципиальная леди!
Андрей только переводил глаза с одной на другую!
— А с чем это едят сложную натуру?! — спросил лениво Рыбкин.
Я тихонько присела на крайнюю парту, у окна. Я больше всего любила эти стихийные споры в классе. Когда блестят глаза и слова вылетают, как из рогатки…
И тут встал Оленев. И неторопливо начал, точно решил читать лекцию.
— Представим вихрастого парня. В очках. Сидит в классе и даже на переменах читает научные книги. Рассеян, ко всем равнодушен. Признает только физику и математику, пропускает сбор металлолома, не ходит с классом на каток, в кино. Он как под стеклянным колпаком. Все школьные мелочи с него соскальзывают. И вот класс решает в полном составе поехать на целину. А он отказался.
— Свинья!
Это, конечно, Дробот.
— Индивидуалист! — уточнил Валерка Пузиков.
— Он просто решил поступить на физический факультет. И все забыли, что еще в пятнадцать лет он нашел новый способ расщепления атомного ядра (правда, не экономичный), что с ним переписываются академики, что его статьи напечатаны в научных журналах.
Оленев говорил монотонно, не повышая голоса, но слушали его с интересом. Никто не поглядывал выразительно на часы и на дверь.
— Так как должен поступить этот парень? Поехать на целину или стать ученым?
Только в этой фразе проявилась сдержанная страстность Оленева. Растаяла его невозмутимость, несвойственная возрасту.
— Ну, сказал!..
— Это он о себе!
— Так это уже не сложная натура, это простой гений!
— Конечно, с такими надо полегче на поворотах!
Оленев разжег шум и сел. И Таня послала ему воздушный поцелуй. А потом из школы они вышли втроем. Андрей, Оленев и Таня.
К моему удивлению, мать Оленева не возражала против их дружбы. Даже одобрила:
— Девочка из хорошей семьи!
А про Андрея сказала суше:
— И этот, поэтик, мил! Правда, среда у них богемная, но интеллигентная…
В результате Таня Степанова легко перенесла головомойку у Марии Семеновны. И не жалела о своем послании в газету.
Еще бы — сам Оленев за нее заступился! Посочувствовал. Не высмеял.
Но я не верила, что у них дружба надолго. Таня не умела быть благодарным человеком. Она могла все хорошее зачеркнуть из-за малейшей провинности: она так равнодушно, так холодно относилась к людям.
Правда, Оленевым она восхищалась. Открыто. В лицо. И она и Андрей.
И меня злило, что Оленев спокойно принимает их поклонение.
Утром я уговорила Оленева пойти в школу, обещая за это время все обдумать, а потом спросила Аллу:
— Ты его всерьез любишь?