Наступила тишина. Сапогов задышал чаще.
— Может, выступите? — предложил им Рыбкин.
Сапогов молча покачал головой, а Политыко лениво стал выпрямляться из-за парты. Несколько секунд он подождал, требуя тишины. Потом уронил:
— Вранье все. С Лайкой мы просто дружили. Понятно? А кому неясно, после уроков объясню… — и гордо заложил руки в карманы куртки. — А насчет спорта — в марте соревнования. Интересно, кто вас послушает! Интересно!
Его начинало раздражать ледяное молчание. Он, видно, ждал споров, колкостей, насмешек, чтоб вовсю проявить гонор. А его просто спокойно и внимательно слушали…
— А класс у вас ерундовый. Только и умеете на задних лапках перед учителями плясать…
Даже эти прямые оскорбления никого не задевали. У него загорелись уши.
— А если я что с Лайкой делал, пусть сам скажет, пусть!
Лайкин еще больше сжался и опустил голову.
— Эй, Лайка, я кому говорю!
Лайкин побагровел и кусал губы, прищуривая глаза, чтобы не зареветь. Но молчал.
Политыко засмеялся:
— Ага! Видите?
И тогда неожиданно, рывком вскочила Маша. Она еще не выступала сегодня. Все собрание она о чем-то переговаривалась с Дроботом, время от времени отмахиваясь от него, как от мухи.
Маша так выпрямилась, что исчезла ее сутулость и голос потерял обычную глухоту.
— Думаешь, струшу? — Лицо ее пошло красными пятнами. — Мы с Лайкой дружим…
Тишина загустела.
— Он хороший, Лайка, только доверчивый, как ребенок, все за чистую монету принимает. И боли боится. Хлопнет его Политыко хоть в шутку, а у него слезы…
— Так, значит, с ним теперь любовь крутишь, Машуха? — издевательски протянул Политыко.
Кровь стала отливать от ее лица, даже глаза посветлели.
— Пусть любовь! Иного ты и понять не можешь.
Она глотнула воздух. Помолчала. И вдруг начала просто, тихо, точно они наедине были:
— Я тебя любила, Гена. Когда я приходила в класс и видела тебя за партой, мне становилось тепло и спокойно. Когда я слышала твой голос, даже если ты с другими девочками шутил, я радовалась, что ты живешь на свете — самый умный и сильный для меня человек.
Политыко хихикнул:
— Вот это комплименты!
— Не смей смеяться! — Голос Маши зазвенел. — Я ведь с первой минуты понимала, что ты меня не полюбишь, но я надеялась, что мы будем хоть друзьями.
— Точно, Машка, мы друзья!
Но наглый тон плохо удавался сегодня Политыко.
— Нет, Генка, нет! Ты для меня теперь хуже жабы. Лучше бы ты умер, Генка, чем оказался таким!
— Короче, герой нового романа — Лайкин?
Мы все почувствовали, что Политыко задет. И задет больно.
— Нет. Но он мне доверял. Я никогда над ним не смеялась.