Потом багрец в небе заволновался, забурлил, закрутился десятками водоворотов. Образовались многочисленные воронки, стремительно понеслись вниз, потянулись к Осетру, окутали его багровой полумглой, в которой не было ничего, кроме все той же тревоги.
А когда полумгла рассосалась, оказалось, что вокруг стоят стены кабака «Дристалище». За окнами кабака — ранний вечер, только-только укатилось за горизонт солнце. Осетр сидел за столом и резался в «очко». Сдавал Каблук. Справа от Осетра сидел Наваха, а слева — как всегда, молчаливый Кучерявый.
Наваха открывал карты, будто держал в руках гремучую змею.
— Еще!
Каблук дал ему карту.
— Еще!
Каблук дал третью карту. Наваха грязно выругался:
— Перебор, так твою!
Настала очередь Осетра. У него на руках была десятка бубен.
— Еще!
Каблук сдал. Дама пик…
— Еще!
На этот раз выпала семерка пик. Двадцать очков. Дальше будет только перебор…
Осетр положил закрытые карты на стол:
— Себе!
Каблук перевернул свою карту. Туз червей… Каблук пристально посмотрел Осетру в глаза, будто хотел увидеть там отражение карт соперника. И наверное, что-то увидел. Правая рука его, тянущаяся к колоде, замерла на мгновение. Каблук просто впился в лицо Осетра, и взгляд его был притягателен, как девичий стан… Однако что-то заставило кадета перевести глаза на колоду. И он успел заметить, как выскочила из правого рукава Каблука карта. Ничем не отличимая от остальных карт в колоде и на столе. И вот уже на столе рядом с тузом червей лежал туз треф.
— Золотое очко! — завопил Наваха.
— Ваши не пляшут, — добродушно рыкнул Каблук. — Что у тебя там? Девятнадцать или двадцать?
Однако Осетр не стал открывать карты.
— А что, господа, если мы сейчас проверим колоду и найдем там второго трефового туза?
У картежников отвалились челюсти. Наверное, еще никто и никогда не делал Каблуку подобное предложение…
— Чё-чё? — прошипел Наваха, глядя Осетру куда-то в подбородок. — Ты сам-то, пенка зеленая, понял, чё сказал?
Каблук опять не сводил с противника глаз. В их глубине пряталось что-то непонятное — не то желание добродушно рыкнуть: «Ну, насмешил, молокосос!», не то намерение въехать обнаглевшему щенку в морду…
— Давайте проверим колоду, — повторил Осетр.
— Каблук! — донеслось слева.
Оказывается, это открыл рот Кучерявый, и оказывается, голос у него походил на писк придавленного кролика.
— Каблук! Да это чмо опустить тебя хочет!
Взгляд Каблука сделался страшен. Правая рука его стремительно, как атакующая змея, прыгнула вниз и так же стремительно выпрыгнула обратно, Каблук быстро перегнулся через стол, и Осетр успел увидеть, как летит к его груди блестящее лезвие, и даже успел понять, что ему грозит смертельная опасность, но ни вскочить, ни уклониться он уже не успел, и даже, когда лезвие скользнуло между ребрами и кончик ножа коснулся сердца, не успел понять, что его зарезали…