– Все же мы должны проверить еще раз и исключить какие-то сюрпризы, особенно если путь будет несколько отличаться от нашего, – настаивал я на короткой серии с животными. – К тому же могут быть использованы другие реактивы, а они дадут нежелательные примеси.
– Александр Павлович, – сказал Субботин, – такой ответственный подход к делу ученого-экспериментатора делает вам честь!
В то время испытания новых препаратов еще никак не регламентировались государством и медицинским сообществом, и часто выходило так, что какие-нибудь патентованные пилюли модного доктора в лучшем случае были хотя и бесполезным, но безвредным набором средств, а часто приносили вред больным, не пройдя даже испытаний на животных. Последнее вообще было редкостью, испытания начинали сразу на больных в клиниках для бедных, в тюремных больницах, везде, где больной не мог пожаловаться на причиненный ему вред.
– Когда можно ожидать первой партии препарата для опытов на животных? – спросил я.
– Не ранее чем через две-три недели, а весь синтез займет до двух месяцев, – ответил Дианин, – да пока пролечим больных, после Рождества только и будут первые результаты лечения.
– Хорошо, – согласился я со сроками. – Я приеду через две недели и привезу с собой одного-двух московских химиков на стажировку у вас по синтезу продукта, заодно и лишние руки у вас в команде появятся.
– Согласен, – ответил мой тезка, – если вы будете содержать их сами.
– Отлично. А порекомендовать кого-нибудь вы сможете, – или взять кого из молодых химиков-петербуржцев, кто согласится переехать в Москву на хорошее жалованье? Можно пригласить несколько человек на собеседование, а взять наиболее подходящего и толкового.
Профессор предложил подумать и написать мне письмо на адрес деда, так как я собирался обратно в Москву: все равно что-то по обоим направлениям выкристаллизуется через пару недель. Потом я попросил разрешения позвонить (говорили – «телефонировать») капитану Панпушко. Телефон был у Субботина, и мы пошли к нему в отделение. Там, несмотря на то что я был гостем профессора, меня заставили снять обувь и надеть тапочки. Санитарка помогла мне облачиться в завязывающийся сзади халат и надеть шапочку – только после этого меня пустили в отделение. А ведь я даже не увидел больных – требования асептики здесь соблюдались. Общее впечатление от клинической базы для испытаний меня вполне устроило: для того времени это был «высший пилотаж».
Меня проводили в кабинет, куда тоже вскоре пришел Субботин в халате и шапочке. Мы оговорили некоторые организационные вопросы, в основном отвечал я, не буду повторяться. Потом я позвонил Панпушко в Артакадемию. Связь была довольно неплохой, возможно из-за того, что было близко, хотя сигнал все равно проходил через коммутатор, возможно, что и коммутатор недалеко, а может, у дежурного в ВМА просто аппарат раздолбанный: угольные девайсы долго не живут. У Панпушко я узнал, что за сутки они наработали четверть необходимого запаса, привезли и корпуса. Снаряжать будут на полигоне, то есть если я уеду на две недели, то приеду как раз к началу испытаний.