Когда последние повозки и конный арьегард превратились в движущиеся точки, я сел за столом в выделенном мне кабинете и занялся предложениями по мирным договорам с Варшавой и Бахчисараем. В следующие дни менялись цифры, начертания границ и прочие детали. Так, моё предложение потребовать Киев либо какие-либо правобережные города Василий Яковлевич забраковал сходу – победа наша под Черниговом и Любечем, хоть и разгромная, значила слишком мало. Та же судьба постигла и мою идею присоединить к Руси всё Посеймье – ведь тогда пришлось бы строить ещё одну крепостную черту уже по ту сторону Сейма. Но на кое-каких территориальных уступках я смог настоять; особенно понравился Борису мой аргумент, поддержанный Щелкаловым, что нас иначе попросту не будут уважать.
Кроме того, существовала немалая вероятность того, что либо поляки, либо крымчане попытаются оспорить мои полномочия, ведь распоряжение, полученное мною, было устным, и тем более по радиосвязи. Но пятнадцатого ноября прискакал гонец из Москвы и привез грамоту, согласно которой царь поручал «моему верному Алёшке Алексееву князю Николаевскому» переговоры с крымскими и польскими послами. А ещё через два дня, семнадцатого числа, мне сообщили, что прибыло польское посольство из четырёх человек.
Мы с Ринатом долго обсуждали, как именно нам стоит вести переговоры, и сошлись на методике "хороший полицейский-плохой полицейский". Более того, двух "тюремщиков" мы привлекли в качестве охраны. И во второй половине дня мы пригласили гостей в небольшой зал для переговоров.
Конечно, гонорове паньство попыталось войти к нам с саблями на боку, но их наши ребята попросили разоружиться, несмотря на возмущенные тирады посполитых гостей. Один из делегатов попытался выхватить саблю – и был мгновенно обезврежен охраной. Если учесть, что, кроме Рината, со мной не оставалось ни единого «идальго», только местные, я смог оценить, насколько хорошо их обучили за столь короткое время. Другие поляки после такого немедленно сдали оружие, но при входе ко мне, даже не представившись, попытались визгливо качать права.
– Шановни панове – ответил я со спокойной улыбкой. – Видите ли, у нас тут не принято просить о милостях, бряцая и с оружием. Поэтому наши шляхтичи – и я показал на своих ребят – поступили абсолютно правильно.
Ринат перехватил эстафету:
– А вашего пана, как его зовут-то?
– Духиньский, – сказал главный поляк.
– Так вот, пана Духиньского ожидает суд. И, возможно, виселица.
– То не ест можливе, – закричал первый поляк. – Он ест шляхчицем! И дипломатон! А панове сон ким?