– Отворите, пожалуйста! – выразил он настойчивое пожелание.
А. М. Бык с готовностью отворил, и Безмыльцев высунулся.
– Эсхил Вильямович! – завидев рыжую головку, возопил обладатель оперного фальцета. – Там на углу вашу «вольву» шпана курочит, стекла уже повыбивали, сейчас крышу топчут!
– Милиция! Куда смотрит милиция! – твердо и решительно воззвал Безмыльцев.
Милиция, стоявшая внизу, именно в это время с интересом смотрела на него, не покидая, однако, доверенного ее вниманию поста.
Товарищ Безмыльцев сделал движение, едва не перенесшее его по другую сторону окна, но вовремя удержался и повернулся к присутствовавшим в кабинете.
– Вот видите, – с грустью сказал Федор Петрович. – А поговорили бы с Николай Варфоломеичем, может быть, и обошлось бы добром…
Безмыльцев дико глянул на него и вылетел в дверь, с места развив вторую космическую скорость. Его команда последовала за ним – без такой, впрочем, прыти и с выражением сдержанного сочувствия на лицах.
– Есть мнение, – сказал Федор Петрович, – считать инцидент исчерпанным.
– Целиком поддерживаю, – ответил А. М. Бык. – Давайте–ка работать, дела невпроворот… Как, заказ Тригорьева у нас пошел в производство?
– Сейчас в процессе, – немедля ответила Сирена Константиновна.
– Надо, надо, – одобрительно сказал Федор Петрович. – Они по совести служат.
– Только ли они, – сказал А. М. Бык.
Федор Петрович лишь усмехнулся.
II
Многое изменилось, не правда ли, с тех пор, как мы впервые оказались под кровлей кооператива?
А ведь скоро сказка сказывалась, да не скоро дело делалось. Ускорилось же оно тогда, когда А. М. Бык совместно с Федором Петровичем решили, что есть уже все основания выводить кооператив на глубокую воду.
Механизм такого вывода прост, хорошо отработан и обоим нашим деятелям (впрочем, Федору Петровичу в большей степени) был досконально известен. Поэтому начали они с того, что пригласили журналиста из большой и популярной газеты «Дни нашей жизни».
Газетчик направлялся на свидание с кооператорами без особого воодушевления. Захваченный, как и все мы, магистральными событиями преобразования нашей жизни, он занимался в эти дни преимущественно тем, что пытался проанализировать сходства и различия великого множества рецептов радикального и коренного улучшения экономики, политики, экологии, морали и нравственности – того великого множества, какое к описываемому нами времени успело не только возникнуть, но стало уже как–то и надоедать всем, начиная с первых людей руководства и кончая контингентом домов для престарелых. Однако, увидев и услышав, корреспондент, что называется, загорелся и набрал материала на три больших стояка в газете, из которых после всех сокращений, неизбежных в любом периодическом издании, два четырехколонных стояка все же получились и были опубликованы почти без промедления как раз в дни переговоров между Президентом СССР и Председателем Верховного Совета РСФСР по поводу пятисот дней.