Зазвонил телефон. Анастасия долго объясняла какому-то заслуженному человеку, персональному пенсионеру, что квартирами занимается лично первый секретарь горкома, и что если в горкоме пообещали, то квартира, разумеется, будет в первом же достраивающемся доме. Едва она опустила трубку, как еще звонок,— на этот раз из обкома.
— Ну, я пойду,— поднялся Леонид Матвеевич.
— Заглядывай вечерком,— Анастасия вырвала листок из перекидного календаря, торопливо написала адрес.— Мои координаты. Тут рядом, на набережной.
— Да уж разыщу как-нибудь!
Она встала, вышла из-за стола, и он увидел ее в полный рост. В светлом штапельном платье с пикейным остроугольным воротничком, с матерчатым поясом на кнопках, в цветных туфлях-босоножках на высоком каблуке, подтянутая, собранная, Анастасия выглядела, как обычно: ладной, статной. Разве лишь немного раздалась в плечах и, может быть, грудь выделяется рельефнее,— легкая ткань так и топорщится, расходясь складками до талии. Косая линия загара резко оттенила белизну ее предплечья, когда она протянула ему руку.
Анастасия перехватила его взгляд, слабо вспыхнула.
— Я сегодня постараюсь освободиться пораньше. Будем с Родионом ждать тебя к восьми.
— Если не задержат в совнархозе.
— Никаких задержек! Слышишь? — потребовала она, полностью став похожей на ту прежнюю Настеньку Каширину.
Уходя, он ни разу не оглянулся, хотя бы у двери. Все тот же, тот же: легок на ходу, по-солдатски прям, молодцеват. И не чувствуется, чтоб он сопротивлялся времени, как ее, Настин, зять Егор Егорович Речка.
Леонид Матвеевич вышел из райкома, раскрыл пачку болгарских сигарет, позабыв о только что брошенном окурке. Взглянул в зеленый пролет главной улицы: по самой быстрине идут троллейбусы, грузовики, легковые автомобили. Перед этим городом он, Лобов, виноват, виноват. (Одно оправдание — юность не знает, где труднее). Вина номер первый налицо: Настенька Каширина. Найдется и вторая, и третья вина,— короче, целое обвинительное заключение. Что ж, придется держать ответ делом. Для того он сюда и пожаловал, так сказать, комсомольцем-добровольцем второй молодости. Впрочем, Настя безвыездно живет тут, и ей, конечно, и в голову не приходит сия высокопарная декламация о собственном труде в глубине России.
3
— Не вовремя, не вовремя он приехал,— думала Анастасия, будто Лобов приезжал чуть ли не каждый год. Остаток дня показался ей чрезмерно долгим. Ровно в шесть, словно беззаботная секретарь-машинистка какого-нибудь преспокойного учрежденьица, она собралась домой, отложив дела на завтра. Купила вина, приготовила ужин, накрыла стол и принялась звонить во все концы, чтобы заранее предупредить Родиона. Но его нигде не оказалось. Тоже не вовремя ушел куда-то. Ничего не оставалось, как сидеть и терпеливо ждать того и другого. Картины прошлого, необыкновенно ясные, яркие, постепенно окружали ее со всех сторон. Давно, очень давно это было...