По югу он получил известность человека никчемного. Мужики сговорились и решили темной ночью свернуть ему голову. Маджурка испугалась, пошла на поклон к старикам, что сиживали на бревне у школы. Старичок Оклов снял шляпу и, глядя на ее проложенные терпеливостью морщины, задумался, надвинул на глаза белые дуги бровей. Он молчал минуту-другую, чувствуя, что старческая мудрость греет молодую женщину надеждой.
— Красивая ты, Стана, — промолвил старик; в сморщенной шее застрял стон, а в глазах застыли капли влаги.
— Ты, дед, не реви, а дай совет молодице, — подзадорили его старики.
— Мне, как увижу красоту, всегда плакать хочется, поскольку красивых людей мало, — ответил Оклов. — Взгляните на ее морщины! В них нет уродства, молодка за добро страдает!
Острый подбородок Оклова задрожал.
— Что головой качаешь?
— Вам какое дело? Когда я вижу несправедливость, в организме начинаются химические реакции, трясет всего. Что, разве не так?
— Тебя, дед, от старости трясет.
— Пускай, пускай, — согласился Оклов. — Значит, достоинство мое живо, и могу с нашей Станой умом поделиться. Слушай, Станка, слушай, милая, есть средство обуздать и самую буйную голову. Пускай Христо Маджурин узнает страх возмездия. Пускай узнает, что нужно мстить честно. Нечистая месть делает из человека коровью лепешку. Страх бывает разный: один — от злобы, а другой — от возмездия. Один вредит человеку, другой его исцеляет. На земле больше нездорового страха, вот что жалко.
Стана Маджурка начала зазывать в дом гостей — тех самых мужиков, что грозились подкараулить мужа. Через месяц-другой им так понравились ее угощения, что они стали смущенно просить:
— Слушай, Стана, ты бы резала ломти потоньше да нас потчевала поменьше. Мы не затем приходим, чтобы вас объедать.
Провожая гостей, Маджурин лез в драку: дескать, гостям, которые в чужом доме распоряжаться хотят, полагается по шее. Маджурка подучила одного из гостей попугать мужа, сторицей воздать ему за все страхи. Однажды мужиков в поле застал проливной дождь, они спрятались в шалаше. Выждал сосед, пока Маджурин уснул на топчане, плеснул ему в рот воды и кричит: «Наводнение!» Маджурин чуть не захлебнулся, со всех ног помчался домой в ливень. Так пришел к нему страх возмездия. В войну зыбились в богачи яничане Асаров, Перо и Марчев. Открыли паровую мельницу, деньги лопатой гребли. Прибрали к рукам кусок запущенной земли в верхнем течении Бандерицы и стали искать голодранца побойчее, чтобы сдать участок в аренду. Маджурин согласился, но при условии, что богатые хозяева купят трактор. Однако он испугался, как бы они не отступились от своего слова, перестал ходить в корчму, к родне и приятелям глаз не казал. Тогда начался его первый пост, который, по словам старичка Оклова, служит предвестником «желтой лихорадки». Асаров, Перо и Марчев сдали ему землю в аренду. Он перебрался с женой и тремя дочерьми в хатку, стоявшую в верховье Бандерицы. Хозяева купили трактор марки «диринг»; один машинист молотилки научил его управлять машиной — Маджурин отдал ему за это трех коз. В первую же осень он поднял целину. Потом пошло: Маджурин пахал, разбивал гряды, растил рассаду и сажал овощи. Летом торговал ими в окрестных селах. Разжился, купил двух коров, двор с землей на каменистом склоне у околицы села. Поставил дом из необожженного кирпича. Пахал и свою полоску, сеял, снимал с нее по десять крестцов пшеницы, по пять — ячменя, по двести крынок кукурузы, сотне килограммов фасоли, из семян подсолнуха давил по два бидона масла. Двор был такой крутой, что только сядь — и поползешь вниз, как с ледяной коры; и ток был не круглый, как у всех, а длинный, во время обмолота скотина в упряжке ходила не по кругу, а прямо, хозяин же рукой подправлял валик, чтобы катился по снопам. Впрягал он больше коров, а бычков, как вырастут, приучал к работе в поле и потом продавал в окрестные села. Спустя некоторое время в юге развелось немало парных упряжек, прозванных «маджурскими». В тех местах на сто пар можно было найти одну дружную упряжку. А все «маджурские» тянули дружно. Так и шла жизнь: Асаров, Перо и Марчев похлопывали его по коленке, кмет ставил его в пример всему югу, а поп готовился отслужить молебен в его честь. Маджурин крепко встал на ноги и уже не боялся, что его сгонят с арендованного огорода. Зато стал опасаться, что попадет в подлизы. Решил отказаться от поста и перейти к естественной жизни.