— Сдаюсь, — сказал Керанов, — зайди вечером в ремонтную мастерскую.
— Кольо, дай ему там, что можешь, — вмешался Маджурин. — Пускай потренируется водить мотоцикл на асфальте. А я пойду вразумлять Таралинго. Он бастует на Зеленом холме. Ночью будем вправлять мозги Сивому Йорги. Машина потребуется.
— Отвезем Сивого на курорт в Сливен, — предложил Трепло. — Там места подходящие.
— Сдаюсь, сдаюсь, — повторил Керанов и повел Куцое Трепло к ремонтной мастерской.
Маджурин смотрел на них в густом июньском свете, пока дверь, залитая белыми металлическими звуками, не поглотила обоих крестьян: молодого — с дипломом инженера, и старого — малообразованного чудака, что, волоча хромую ногу, рвался к машинам. В мастерской Керанов пошел впереди Трепла. Под стальной грохот станков ярко и торжественно в его груди вскипело опьянение. С легкостью птицы, взмывающей в небо на рассвете, он устремился в глубь мастерской. «Проект принят в окружном центре, конец терзаниям!» — подумал Керанов и принялся рыться в ящике со старым инструментом.
Когда лет десять назад у Керанова отобрали председательский пост за соучастие в насилии, он внушил себе, что кругом виноват, как это обычно бывает с людьми, у которых ничего нет за душой, кроме жизни, за которую они проливали кровь и пот. Он стал техником в хозяйстве, заочно выучился на инженера и въелся в работу на новом поприще с самоотрицанием человека, который крепит свой дух гордостью страдальца. Он не жаждал ни денег, ни удобств, жил с семьей в домишке, построенном его прадедом накануне Балканской войны; отпуск проводил в селе, не ходил ни по гостям, ни в корчму; в личном хозяйстве обходился мулом и скрипучей тележкой. Покорно грустный, как увядающее лето, с опущенными плечами и неуверенными речами, он не видел особой разницы между безбедным житьем и нехваткой, был безразличен к ругани и ласке. Он чувствовал себя сидящим в седле, с ногой, вдетой в стремя. Даже сон его был неспокоен, он нередко спал сидя, прислонившись спиной к стене, продолжая скакать во весь опор.
Посланцы, что сновали на «газике» между канцеляриями села и своими городскими квартирами, исчезли после ликвидации околий. Керанов принял руль общины с боязнью, но этой весной невзгоды минувших лет стали забываться. С одобрением проекта и одолением «желтой лихорадки» он целиком поддался медному набату восторга.
Отослав Куцое Трепло, он увидел коновязь с охапкой сена и вдруг ощутил желание полежать на прохладной траве — донимала жарынь. Забрался на сеновал под редкие грабовые стропила, и над сладкой дремой, над дурманящими запахами скошенной травы поплыло июньское небо с мягкой постелью проекта облегчения.