— Уходи! Я не хочу, чтобы сегодня вечером ты был в селе! — сказала она, изумляясь, что в голосе ее нет властности.
Андон вынул карманные часы на цепочке и подумал, что через полчаса стемнеет. «Только бы выдержать», — подумал он.
— Прошу тебя, — его голос прозвучал сухо, как стук швейной машинки, — вернись в город!
— А если я тебя не послушаюсь?
— Я очень тебя прошу!
— Мне ничего не стоит тебя заставить, — сказала Милка.
— Я знаю, что подчинен тебе.
Милка поняла как легко ей было бы воспользоваться своей властью, и сколь бесполезно будет все, если она, избежав риска, не тратя усилий воли, превратится в простую пружину канцелярского механизма. Стоит только, подумала она, оставить свои права представителя власти без надзора разума и сердца, как от этого пострадают и злаки, и плевелы. Ничто не уничтожает справедливость с такой беспощадностью, как сама справедливость, обманывающая себя.
— Как же ты меня прогонишь? Кулаками? — спросила она.
— Ради твоего же добра прошу, — сказал он, сверкнув двумя рядами крепких зубов.
— Врешь, ты боишься.
— За тебя, — сказал он. — Не суй головы под зубья шестеренки.
— Это ты шестеренка?
— Может быть.
— И ты сомнешь меня?
— Если не подчинишься.
— Ты меня ненавидишь, — сказала она.
— Нет, я предпочитаю, чтобы другой стал козлом отпущения, — сказал Кехайов. — Не думай, что я тебе мщу.
— Я тоже не мщу. И не боюсь. Было бы страшно, если бы не было преград.
— Ты не знаешь меры, — не унимался Кехайов. — Собираешься спасти сад, заставив народ низко обрезать ветви. С тобой тут же согласятся, от радости начнут кидать шапки в потолок. А ты не задавала себе вопроса, почему до меня никто не пробовал подрезать крону низко? Это же элементарная мысль. Большего ума не требуется. Но кто тебя станет слушать? Ты думаешь: «Виноват Андон Кехайов, предадим его позору и — готово». Просто ли есть жареных куропаток?
— Утром мне казалось, что просто.
— Балованное дитя видно сразу. Если бы ты хоть раз пострадала, обожглась на молоке, то не только на воду — на тыкву на плетне стала бы дуть.
— Я знаю, что будет трудно.
— Ты говоришь — трудно? Невозможно. Низкая обрезка спасет сад, он худо-бедно поскрипит, пока дадут плод новые саженцы. Но урожайность уменьшится, доходы понизятся. Придется ударить людей по карману. А они позволят?
— Не пугай меня, я не ребенок.
— Не упорствуй, — сказал Кехайов. — Приезжай весной. Я придумал…
— Что?
— Секрет. Если получится, расскажу. У меня есть вариант спасения.
— А если не получится?
— Тогда посмотрим. А ты опирайся на вариант, который тебе дал окружной комитет.