Егор Павлович шевельнул правым локтем, толкнул легонько улыбнувшегося Маркова.
«Виллис» обогнал шесть танков с белыми орлами на башнях. На переднем стоял, высунув голову из башенного люка, парень, помахал рукой вслед «виллису».
— Поляки, — сказал Егор Павлович. — Отчаянные ребята, ага. Мы фрица не любим, а уж они… Дают фрицу дрозда!
Егор Павлович закурил, чуть сбавив ход машины, глянул на Маркова.
— Ты чего это… заскучал вроде?
— Да нет, ничего.
— Сергея Васильевича робеешь, а?.. Это зря, Сева, я тебе ведь, считай, как без малого родня говорю, чудак ты… Не робь, волгарь! Ты вот послушай, как я с ним встречу имел. Прямо чудно, ага… В сорок третьем, значит, в конце апреля было. Я тогда шоферил в артуправлении, снаряды возил. Приехал, значит, на станцию такую задрипанную, немцем сто раз бомбленную, порожнюю тару с кузова вон, а очередь моя под погрузку — еще машин двадцать ждать. Дождь хлещет — беда. Сижу это в кабине, покуриваю. Вижу — подходит дядя. В плащ-палатке, чемодан не шибко великий в руке. Молодой парень. И шинель видна из-под плащ-палатки — новенькая, драп — будь здоров. Говорит: «Не подбросишь, хозяин, до Сычевки?» А до той Сычевки, знаю, километров так восемнадцать, дорога — болотище, топь, собачья дорога по весеннему-то времени… Ну, я, конечно, толкую, что не могу, сейчас очередь моя подойдет, грузиться буду. А как величать парня — не определю. Ясно, не солдат, на всякий случай майором назвал, по годам — самый раз в майорах быть… Да. А он, понимаешь, смотрит на меня, улыбнулся так. «Значит, нельзя?» — «Не могу, товарищ майор». И, понимаешь, совестно мне почему-то стало… ну, в общем, совесть у меня залягалась, барыня… Говорю ему, если лейтенант Завьялов, наш старший колонны, разрешит, то можно и в Сычевку.
«Ага, понятно», — говорит. Захлопнул он дверцу, пошагал со своим чемоданчиком к станции. Минут через двадцать — рысью бежит мои Завьялов, старый хрен. Я дверцу открыл. А он с ходу: «Ты что ж, голова садовая, первый день в армии? Товарищ генерал-майор под дождем ходит, а ты, балда, сидишь тут!» Я так и окосел. Вот те и майор, угадал, как Гитлер свою победу… Да. Завьялов — ладошку под козырек, чемодан у генерала берет, мне к ногам ставит. «Товарищ генерал, прошу извинить! Виноват, товарищ генерал!» Малость струхнул мой начальничек. Мужик он, верно, хороший был, честный мужик, но уж генералов боялся лишку…
Сел ко мне, значит, генерал. «Закурим на дорогу, товарищ Сурин, генеральских?» Смеется, коробку протягивает. С ходу мою фамилию запомнил, видать, Завьялов поминал в разговоре. Едем… Он себе помалкивает, а я тоже солдатскую службу знаю — начальство не спрашивает, ну, и помалкивай в тряпочку. Но сказал я все же ради вежливости, значит: «Виноват, товарищ генерал, не догадался…» Усмехнулся он: «Претензий, брат Сурин, абсолютно не имею». Довез я его мигом. Руку мне пожал, пошел к штабу. А тут аккурат «виллис» разворачивается перед крыльцом, генерала Малиновского машина, я знаю. Вдруг — стоп. Малиновский вылезает, руки размахнул. «Пауль!» — говорит. Это уж я потом узнал, что в Испании так Никишова звали. Бежит мой генерал к Малиновскому… к Малиновскому… да…