Ударная армия (Конюшев) - страница 193

— Где ваше начальство, хлопец? Брали вместе, а познакомиться не успели…

Поляк опустил глаза.

— Убили пана поручника…

Горбатов покусал губу, отвернулся, увидел Семена Хайкина.

— А мы, Сеня, всё живые… Война, сука…

И побрел Горбатов по лестнице, иногда чихая от дыма, — хотел увидеть Борзова.

Плакали за спиной гвардии рядового Борзова парни в зеленых шинелях — стояли кучкой возле древка с бело-красным полотнищем, билось полотнище под ветром с Балтики в большом проеме провалившейся черепичной крыши…

Оглянулся Борзов, постоял — и пошел к выходу с чердака: не надо смотреть, как плачут люди, вернувшиеся на родную землю…

— Товарищ Сталин, докладываю. Войска Второго Белорусского фронта освободили Гданьск.

— Благодарю вас, товарищ Рокоссовский. Очень хорошо. Дадим салют. Теперь ваша задача — как можно быстрее совершить всем фронтом марш-маневр на Одер. Как можно быстрее, товарищ Рокоссовский. Без вас большая игра под Берлином не выйдет…

— Войска фронта сделают все возможное, товарищ Сталин.

— Не сомневаюсь. Спасибо. До свидания.

Рокоссовский положил трубку телефона. Глянул на улыбавшегося майора Павла Павловича.

— У меня для вас… — начал говорить Павел Павлович, но замолчал. — Разрешите, товарищ маршал, выполнить просьбу одного гвардии полковника? Очень хотел бы повидать вас… по сугубо личному делу…

Рокоссовский засмеялся.

— Неисправим ты, Павел Павлович… Опять ведь мудришь…

— Это жизнь-матушка мудрит, товарищ маршал…

— Зови полковника, раз уж… сугубо личное дело.

— Слушаюсь!

Павел Павлович подошел к двери просторной комнаты, слабо освещенной в этот поздний ночной час двумя лампочками в люстре из хрустальных висюлек, мягким движением руки распахнул ее пошире.

— Товарищ гвардии полковник… Прошу вас… — сказал почему-то очень тихо Павел Павлович и вышел из комнаты.

Рокоссовский смотрел на человека с бритой головой, стоявшего на пороге…

— Товарищ маршал… — хрипло проговорил гвардии полковник Вечтомов. — Извините… я…

Рокоссовский подходил медленно.

— Господи… Аркадий…

Гвардии полковник заплакал…

Сева, пожалуй, уже доехал до Инны… Да, должен доехать… Час двадцать три…

Инесса Андреевна Манухина… Напишет мне или нет? Не напишет. Незачем ей писать. Подумаешь, генерал Никишов прислал адъютанта… Генералам легко быть вежливыми… Странная у нас была первая встреча… Впрочем, сейчас на матушке-земле такие вещи происходят, что…

Да, тридцатое марта… Данциг мы взяли, за двое суток взяли, во всей армии, наверное, не найти было грустного лица…

Я увидел Манухина в коридоре сената, мы там были с Корзеневым, Семенов был, Сева был… Манухина я никак не ожидал здесь встретить… И когда рядом увидел Инну… Почему-то подумал, что это немка, нельзя же было представить, что студентка консерватории, москвичка идет по коридору сената, обходя груды фаустпатронов… Синие глаза… Умные. Спокойно смотрели на меня, когда Андрей сказал: «Сергей Васильевич, наконец-то я тебя изловил… Месяц бегаю за тобой, тешась благими упованиями… Во-первых, разреши поздравить с победой, дорогой мой. И, во-вторых, позволь представить… Старшая дщерь моя… вот, из Москвы… Всей доблестной Седьмой ударной понравилась («Папа…» — улыбнулась Инна), получила сто двадцать девять предложений руки и гвардейского сердца, но не желает оставить меня, старика, в одиночестве и треволнениях… Инесса Андреевна, урожденная Манухина, прошу любить и жаловать…»