— Можно и в ямке п-поспать, если Осипов даст лопат, рыть-то нечем, — заикаясь, сказал наводчик Володька Медведев. — Готово!
— Да я уж отсигналил, — недовольно сказал Банушкин. — Канителишься ты, Медведев. С тобой только на прямую наводку идти, сразу гробы припасать можно…
— П-погорим когда-нибудь. Всю дорогу авансом готовы. Вот лейтенант выздоровеет когда, проверит наши п-прицельные… труба дело!
— Ты, москвич, помолчи. Тебе первый заход в яму делать.
— С удовольствием. Высплюсь.
Девчоночьим смехом отозвался Мишка Бегма.
— Ты, пшенник, не скаль зубы, — сказал Банушкин. — Две фрицевские лопаты посеял, раззява полтавская. Мы их с самой Ладоги берегли.
— Та шо вы надо мной катуете, товарищ сержант? Я ж тоди снаряды разгружал. Чуть шо — так Бегма виноватый, подить вы…
— Миша, п-приделай ноги лопатам в третьем расчете, когда Осипов дрыхнуть будет, и медаль тебе обеспечена, — сказал Медведев.
— Дирочку от бублика у нашего сержанта получишь, це да.
— Помолчи, пшенник, — засмеялся Банушкин. — Лейтенант чуток поправится, тогда ты службу поймешь. Он тебя научит свободу любить. Он тебе припомнит, Миша, как за шкирку тебя из полыньи тащил…
— Та я ж сам бы вылез…
— Сам! Все огневики как люди по льду идут, а ты, брюхо толстое, в полынью втюрился… В общем, Миша, без медальки тебе домой ехать, это уж точно…
— Та подить вы, товарищ сержант…
— Нет, Остапыч, и-положение твое хуже Гитлера, — сказал Медведев. — Неделю уже лейтенант болеет, а ты даже блинчиков ему из своей муки не наварганил… На Полтавщину зажал, на свадьбу?
— Та подить вы…
Марков усмехнулся. Зябко дрогнул плечами, поплотнее запахнул полы шинели. Морозец поприбавил… Зыбкая полоса тумана наползала со дна ложбины…
Справа, шагах в семидесяти от Маркова, крикнул старший на батарее лейтенант Савин:
— Первое!
— Ор-рудие! — отозвался командир первого расчета, и сразу ударил звонкий и резкий грохот, проскочил по ложбине, мигнуло в тумане розовое пятно вспышки выстрела…
— Второе!
— Орудие!
— Третье!
— Орудие!
— Четвертое!
— Ор-р-рудие! — яростно крикнул Банушкин, и Марков невольно отшатнулся в ровике — так плотно ударило воздухом в лицо.
Из окопа послышались звуки закрываемого орудийного замка, перезвон медных гильз, бросаемых в ящик, потом кто-то ударил несколько раз чем-то тяжелым по дереву — крепили подсошниковые брусья.
— Мишка, сгоняй, точку наводки потуши, — сказал Банушкин.
— Та ще ранечко. Мабудь, стрелим, — недовольно отозвался Бегма.
— Сказано тебе?
— Та сказано, шо я — глухой, чи шо? Закурить дозвольте, товарищ сержант…
— Последний раз даю, — сказал Банушкин. — Куда ты махру прячешь, куркуль?