Никишов расстегнул две верхние пуговицы кителя, остановился у книжной полки.
— Том… Никакого ответа… Том… Никакого ответа… — проговорил вдруг Никишов. — А завтра мне нужен ответ, очень нужен, Всеволод. Дивизию-то Волынского маршал хочет взять на время в другую армию. И если там мой друг опростоволосится, то… Понял, Всеволод?
— Я думаю, все хорошо будет, Сергей Васильевич.
— Оптимист… Что ж, неплохо быть оптимистом, брат Всеволод. Только человек уж так устроен — сделал сегодня добро, а завтра ему хочется сделать еще больше. Да, машинка мудреная — человек… Если б в сорок первом дивизия Волынского так действовала, как до этого чертова Егерсдорфа, — через три месяца он бы генерал-лейтенантом был наверняка. А теперь мы недовольны… Крепко мы выросли за войну, отличная армия сейчас у России… Ты после войны куда собираешься, Сева?
Марков смущенно почесал висок.
— Наверное… Наверное, служить буду, Сергей Васильевич…
Никишов засмеялся.
— В генералы целишь, друг мой, а?.. Ну и правильно. Чем плохо быть генералом лучшей в мире армии? Совсем не обидная участь, брат Всеволод. А?..
— Не выйдет из меня генерала…
— Ну, поднажмешь малость — глядишь и…
— Знаете, Сергей Васильевич… Как-то у меня получается… Вот, например, Миша Бегма, солдат у меня был. Ну, поливает он из котелка, умываюсь, а как-то мне… ну, как-то совестно… Что я за барин, чтобы мне… А вот старший на батарее у нас — тот совсем по-другому… Ну, нехорошо, мне кажется, заставлять солдата подшивать воротничок на кителе… И вообще…
Никишов искоса глянул на Маркова.
— По секрету скажу — пусть будет совестно заставлять солдата делать что-нибудь для тебя даже тогда, когда будешь маршалом, да, да, Сева, не шучу… Это тебе страшную тайну всех генералов выдаю. Ну, если уж душой не кривить… не всех товарищей с широкими погонами, но в принципе — эти товарищи стали генералами по ошибке. Во всяком случае — в этом убежден, брат Всеволод… Когда делаешь доброе дело для одного человека — это приятно. Но когда делаешь добро для тысяч, для десятков тысяч — это, брат Всеволод, называется счастьем… Ну, вижу, спишь совсем… Иди-ка вздремни, иди…
— Да я совсем…
— Рекомендую подчиниться. А то, брат, у меня испортить тебе настроение уставом столько прав предусмотрено, что мне самому страшно…
Никишов засмеялся, взял карандаш из руки Маркова.
— Шагом марш.
— Слушаюсь, товарищ командующий, — улыбнулся Марков, быстро поднялся. — Знаете, Сергей Васильевич… вот напишу маме… А она не поверит, что мне так хорошо. Правда!
— Мама поверит… Мамы всегда верят, что их сыновья достойны хорошего… Ну, спокойной ночи, Сева.