И вот мы с Иной теперь часто удираем из дома, идем есть мороженое. И хоть она накрашена, а я терпеть «не могу крашеных женщин, с ней мне не противно. Она ведь только ресницы красит и губы, ну и волосы, от седины. Они у нее очень здорово вьются. И неожиданно она стала мне куда ближе родителей. Конечно, это неблагодарность, но что делать, если после той ссоры я больше не могу по-старому любить отца.
Ина и правда врунья, но врет наивно, как маленькая. Когда ей об этом говоришь — не обижается, хохочет. Мама острит, что Ина старается завоевать у меня дешевую популярность. Ну и что? Не так много на свете людей, которые старались бы меня завоевать! Ина передает мне, что говорят обо мне отец и мама, она поддерживает мои выдумки, водит в кино потихоньку, без их разрешения.
Она подарила мне материал на блузку и свое платье шелковое, чтобы перешить. Она такая большая, что из ее платья, портниха сказала, мне выйдет платье и даже жакет. И еще Ина со мной очень откровенна. Рассказывает о своем прошлом, о своих многочисленных романах. Мне она хочет по-своему добра, но она могла меня испортить, если бы не мой иммунитет к дешевым увлечениям. Я ведь решила, что влюблюсь раз и на всю жизнь.
Странно, с ней я могу свободно говорить о своих переживаниях, и она слушает, расспрашивает, и как взрослая, и как подруга. И никогда не попрекнула меня ничем…
И еще у нее редкий вкус к тряпкам. Она сразу высмеяла мои платья, сказала, что мама меня одевает, как страшилу. Нашла дешевую портниху, и теперь я хожу на примерки, а она командует. И хотя раньше меня нельзя было заставить мерить, я считала это занятие пустой тратой времени, но с ней и примерка платья — удовольствие. Умеет она говорить о них, как о стихах, со вкусом и вдохновением.
Да, а вчера папа ходил в школу и Сова на меня наябедничала, хотя в лицо ничего не говорила. Она сказала, что я — неуживчива, резка с учителями, что в классе меня не любят, что я — лодырь, не прикладывающий даже минимума усилий, чтоб учиться отлично.
Папа пришел злой и пересказал все маме, а она, конечно, подлила масла в огонь. Заявила, что я ни с кем не считаюсь, даже с родителями. А я сказала, что мое уважение зависит не от родственных связей, а от истинных достоинств человека.
— Значит, меня ты не уважаешь? — спросила мама.
— А ты ничем не замечательна, чтоб это заслужить, — сказала я, и папа потребовал, чтоб я извинилась. Мама посмеивалась, а я стиснула зубы. Почему надо извиняться за правду?!
Ведь моя мама — самый обыкновенный человек. Другие мамы во время войны совершали всякие геройства или потом стали известными учеными (вот у Сороки, его мама — доктор биологических наук). А моя мама — все время работала в библиотеке. И в эвакуации, и когда вернулась в наш город. И еще — она ужасный формалист. Хоть я и дочка, а в своей библиотеке к полкам меня не подпускает, точно съем я ее книги. Я как-то отцу пожаловалась, а он сказал, что мама — принципиальный человек. Я так смеялась. Тоже мне — принципы!