Осенью 1939 года Германия растерзала Польшу. Данциг стал центром рейхсгау Западная Пруссия, и Эрих Кох, гауляйтер Восточной Пруссии, был вынужден передать район Мариенбурга под управление гауляйтера Форстера. Клиховскому тогда было не до рыцарей — его, поляка, выгоняли с работы в Политехнике, и Бернхард Шмидт не сказал ни слова в защиту коллеги.
Клиховский встретился со Шмидтом в декабре 1943 года в Мариенбурге. Встретился уже как эмиссар гауляйтера Коха.
— Простите меня, старика, — покаялся Шмидт. — Я был близорук, господин Клиховский. Не догадался расспросить вас о ваших немецких корнях.
Шмидт сожалел, что вовремя не увидел в Клиховском фольксдойче и не предположил, что Клиховский может оказаться нужным нацистской партии.
Старинные тевтонские замки нацисты превращали в «орденсбурги» — школы партийной молодёжи. Юнкеры здесь занимались спортом, осваивали все виды оружия, изучали историю и расовые законы. «Орденсбург» разместился в Высоком замке. Светловолосые юноши с ясными лицами жили в рыцарских дормиториях, принимали пищу в рефекториях, сидели на занятиях в залах Конвента и Капитула, строились и кричали «Зиг хайль!» в соборе Девы Марии.
Символическую мощь Мариенбурга гауляйтер Форстер использовал сполна. Через полгода после падения Польши — в канун дня рождения фюрера — Альберт Форстер и Ганс Франк, генерал-губернатор Польши, устроили в замке торжественное возвращение тевтонских знамён, потерянных Орденом в Грюнвальдской битве. Правда, возвращались не подлинные реликвии из храма на Вавеле, а копии, зато речи Форстера и Франка радио широко разнесло по всей Германии. И вскоре сам фюрер как хозяин уже показывал Мариенбург адмиралу Хорти, правителю Венгрии. Рейхсканцелярию в Берлине украсил гобелен с изображением обороны Мариенбурга Генрихом фон Плауэном.
Из Мариенбурга ездить в Данциг к семье Клиховскому было удобнее, чем из Кёнигсберга, поэтому он провёл в замке зиму и весну сорок четвёртого. Его поселили в бывшем фирмарии — в казарме караульного батальона. Пятьсот лет назад в фирмарии жил Каетан Клиховский. Порою по ночам, когда завывали жулавские ветра, Винценту казалось, что за окном по-прежнему пятнадцатый век. Если пробраться в башню Курья Нога, то можно наткнуться на суккуба — прекрасную крылатую девушку, пьющую кровь из горла своей жертвы.
…Тот Мариенбург, в котором он встретил Марию, был летним и жарким. Здесь пахло травой и свежим кирпичом, смеялись и влюблялись студенты, а солнце сверкало в цветных витражах. Но всё развеяла война. И нынешний Мариенбург был увешан кровавыми знамёнами со свастикой. На валу фон Плауэна стояли зенитные батареи, из широких ворот Карвана торчали рыла бронетранспортёров, мимо Лихновской башни катились эшелоны с танками, укрытыми брезентом, и перед Дворцом магистров офицеры вермахта каждый день принимали присягу новобранцев. А ночью лучи прожекторов шарили по низким тучам. На мостах стояли часовые. По стенам ходили патрули. Однако никакая охрана не могла справиться с призраками былого. Тени рыцарей скользили сквозь аркады. Над Мариенбургом мелькали тёмные крылья зла.