— Нам говорили, что вы погоните нас в Сибирь, — сказала Хельга, не глядя на Володю. — А я гуляю здесь, дома, с русским солдатом…
Они шли по мосту Гинденбурга — как раз мимо фонаря, у которого пять месяцев назад, будто в песне «Лили Марлен», Хельгу обычно ждал Зигги.
— А я ду-думал, что обязательно застрелю одну не-немецкую женщину и одну немецкую дедевочку, — тихо сказал Володя. — А сейчас я с тобой.
— У тебя погибли матушка и сестра? — догадалась Хельга.
— Это была вся моя се-семья.
— Почему же не застрелил?
Кое-кто у Володи в полку, случалось, стрелял. Полк на две трети состоял из бойцов, узнавших Германию с её кровавой изнанки. Бывшие партизаны помнили облавы с овчарками и мотоциклы с пулемётами в колясках, помнили виселицы и пепелища деревень, где в амбарах заживо сжигали детей и баб. Бывшие военнопленные помнили голод, бараки и очереди в газовые камеры. Бывшие «восточные рабочие» помнили каторгу на заводах и плети. Так пусть немцы пожинают то, что посеяли. Пусть испытают то, на что обрекали других.
— Я не стрелял, по-потому что я увидел Германию, — с трудом ответил Володя. — Увидел, какая у вас хо-хорошая страна… Вы не фа-фашисты.
Ладные игрушечные городишки со старинными остроухими соборами и маленькими трамваями на узких улочках. Каменные сельские усадьбы — фольварки. Столбы с проводами. Мощёные дороги. Чистые леса, откуда убран весь палый мусор. Поля… В воронках от бомб солдаты находили странные керамические трубки: оказывается, они везде были закопаны под пашнями для отвода воды. В пустых домах оставались дорогая посуда и напольные часы. Артиллеристы привязывали на щитки своих орудий трофейные велосипеды. В траншеях и блиндажах теперь звучали граммофоны. Впервые за годы войны солдаты спали на подушках. Кому-то всё это казалось ненавистной роскошью врага. А Володя понял: вот так и должно жить. Вот в эти простые и понятные блага и должен превращаться неимоверный труд народа. Его народа тоже. Так, по-доброму.
А фашизм… Его придумали не те, кто пахал поля и строил дома. Тех, кто его придумал, уже разгромили, а сбежавших найдут и добьют.
Хельга привела Володю в парк Плантаже. За стволами сосен краснели бастионы форта «Восточный». Володя и Хельга присели на тёплую броню танка — вкопанного в парковую дорожку «панцера». Танк был взорван, массивная башня лежала в кустах. Володя незаметно рассматривал девушку. Её лицо то озаряло светом, то укрывало тенью от качающейся листвы осины.
— Здесь было так хорошо… — сказала Хельга. — Стояли рестораны. Играл оркестр. Гуляли туристы из Кёнигсберга и пели хором. Знаешь, у курсантов Школы подводников был особый патруль, его называли «Ловцы шляп». Если какой турист здесь, в парке, перепьёт так, что роняет шляпу в тарелку, эти патрульные брали его под руки и вели на пристань, иначе бедолага может пропустить обратный пароход в Кёнигсберг… Что мы наделали, Вольди?