* * *
В этой вязкой, глухой и бесконечной скуке ожидания даже чурбан вроде старого Грегора Людерса мог сойти за достойного собеседника.
— Пейте, Людерс. — Кох щедро налил коньяк в кружку Людерса. — Забудьте про чины. Я ведь тоже простой солдат, как и вы.
Но Людерс не мог преодолеть себя. Пятнадцать лет он видел господина Коха только на трибунах или в газетах. Кто он, лоцман, и кто гауляйтер!
— Вы думаете, я родился сразу «золотым фазаном»? — пьяно усмехнулся Кох. «Золотыми фазанами» называли высших партийных деятелей. — Нет, дружище. Первую мировую я провёл в окопах на Восточном фронте, кормил вшей, как и все. Там, под Барановичами, я познакомился с Папой Шмитцем. Вы напоминаете мне его, Людерс. До войны Папа Шмитц был шахтёром. Он и указал мне путь к национал-социализму… А сам остался под Барановичами.
В бункере царила застойная и мёртвая, как сточные воды, тишина. В ней без следа растворился отдалённый шум дизель-генератора. Лампочка мигала вполнакала. Фюрер смотрел с портрета на стене, будто с того света.
— Фон Дитц мог предать? — спросил Кох то ли у фюрера, то ли у Людерса.
Людерс чувствовал свою вину, ведь фон Дитц ушёл за его племянницей.
— Добраться от моего дома до входа в катакомбы — задача сложная, — рассудительно заметил Людерс. — Город полон русских. Возможно, господину фон Дитцу пришлось укрываться, чтобы дождаться следующей ночи. Пока вам не стоит беспокоиться, господин Кох.
Гауляйтер полез за пазуху, вытащил смятый листок и положил его на стол перед Людерсом. На листке были написаны географические координаты.
— Это точка рандеву. Вы сможете привести туда «морскую собаку»?
— Конечно, господин гауляйтер. Я плохо разбираюсь в управлении лодкой, но хорошо — в навигации. Я же лоцман.
Кох убрал листочек и снова взялся за бутылку.
Людерс не посмел заметить, что уже хватит пить, и молча всматривался в лицо гауляйтера: полгода назад за этим человеком стояли партия, армия и вся Восточная Пруссия, а сейчас они вдвоём — у гауляйтера больше никого нет. Но кто здесь на кого надеется? Гауляйтер на лоцмана или лоцман на гауляйтера?
Господин Кох всегда казался Людерсу образцом воина и патриота. Когда русские полчища преодолели границу Восточной Пруссии, только гауляйтер противился эвакуации жителей. Никто его не понимал. Обыватели шептали, что гауляйтер — злодей, но Людерс соглашался с Кохом: немцы не должны уходить со своей земли. Побежит население — отступит вермахт. Так и вышло.
Людерс видел, что такое эвакуация. В феврале русские прижали немцев к берегу залива Фриш-Гаф. Адские «катюши» поливали огнём замок Бальгу. В ответ с Балтики по русским били орудия крейсеров. Моторизованная дивизия «Великая Германия», гордость вермахта, держала оборону и не сдавалась, потому что за спинами солдат по льду залива на косу Фрише Нерунг брели и брели сотни тысяч беженцев. Они усыпали белый лёд как чёрная крупа. Они погибали под русскими бомбами, тонули в полыньях и замерзали насмерть. Через залив протянулась жуткая полоса из трупов. Это и была эвакуация.