— Мы — немцы, моё сокровище, — прошептал он, обнимая Хельгу. — В нас гордая кровь тевтонов, и во мне, и в тебе. Мы никому не уступим.
Люди на пирсе думали, что этот седой краснолицый старик прощается с тонкой светловолосой девушкой, потому и обнимает её. В общем, так и было.
Людерс записался в фольксштурм. Его назначили командиром роты и отправили на обучение в Кёнигсберг, в гинденбургские казармы. Здесь располагалась диверсионная школа абвера, где готовили агентов для заброски во вражеский тыл; сейчас программа школы была переделана под новые задачи — под ведение партизанской войны на оккупированной территории.
Вернувшись в Пиллау, Людерс принял роту фольксштурма — стариков и подростков с панцерфаустами и ручными пулемётами. Из самых надёжных бойцов он сформировал тактическую группу «Вервольфа». Командование ознакомило Людерса с устройством подземного комплекса «HAST».
В середине апреля русские приблизились к Пиллау. Батальон Людерса оборонял второй рубеж — Лохштедтский. Людерс попросил разместить его роту под стенами замка. Он хорошо знал окрестности: он же сам привёз музей доктора Хаберлянда в Лохштедт и бережно расставил в подвале старинную мебель и ящики с экспонатами. В замке Людерс защищал свои сокровища.
Из траншей перед Лохштедтом он впервые увидел русских. Русские были точно такие, как про них рассказывали по радио: грязные, упрямые азиаты, не ведающие страха смерти. Среди взрывов Людерс вновь почувствовал себя молодым. Земля качалась под ногами, будто палуба крейсера «Кёнигсберг». Русские давили тупо и беспощадно. Они загнали солдат и ополченцев в замок, а потом полезли в окна. Рубеж пал. Для последних бойцов Людерс открыл проход в бункер гауляйтера и в железнодорожный тоннель.
И вот теперь всё закончилось. Война проиграна. Фюрер мёртв. В Пиллау хозяйничают враги, а он, Людерс, потерял свою группу «Вервольфа». Куда все подевались? Погибли? Отступили на Фрише Нерунг? Попали в плен?.. В душе у Людерса была только тьма, и её не мог рассеять мигающий и тусклый свет от лампочки под потолком этого каземата.
— Где Гуго? — пьяно спросил гауляйтер, глядя на Людерса.
— Он придёт, — пообещал Людерс. — Отдохните, господин Кох. Вы очень устали. Я понимаю, как вам тяжело. Но вы — последняя надежда отечества.
* * *
С северного горизонта, со стороны Скандинавии, ветер тащил сизые тучи. Небо отяжелело неизбежным дождём. Володя и Хельга вязли ногами в песке; вместо янтаря в нём порой посверкивали стреляные гильзы. Тревожно хлопал прибой, словно море к чему-то готовилось. Вдоль изрытого воронками пляжа, как надолбы, тянулись ряды обгорелых столбов — опор былого променада. В прибрежный холм — в древнюю дюну, остановленную корнями лесопосадок, — была вкопана бетонная батарея. Её длинную низкую стену рассекали прорези амбразур. На полукруглых выступах барбетов лежали плоские бронебашни в облезлом камуфляже. Толстые спаренные стволы дальнобойных морских орудий мёртво смотрели куда-то вкось над беспокойным взморьем, будто этой многобашенной батарее свернули все её смертоносные головы.