За прошедшие годы он врос в камни Мариенбурга, как дерево. Он знал все тайны Ордена. Может, он и правда был безумен, но при пяти магистрах он служил хранителем подземного хода, который вёл за линию городских стен. Ход был известен всегда только двоим: магистру и Хубберту Роттенбахскому.
— Ты был у тайника? — спросил фон Эрлихсхаузен.
Тайник находился за городом. Магистр ждал известий от тех, кто ещё мог помочь: от замков Ордена в Ливонии или Германии. Или от жидов.
— Был, — буркнул Хубберт. — Там пусто.
В Германии — глупцы, не понимающие отчаянного положения Ордена. Ливонцы — предатели: они избрали собственного магистра. А ростовщики Праги не ссудят денег, потому что Орден изгонял евреев из своих владений.
— Мы обречены, брат, — зло сказал фон Эрлихсхаузен.
Правый глаз у Хубберта был с бельмом, а левый уставился на магистра.
— Ты сам впустил дьявола! — мстительно проскрипел Хубберт.
— Надеюсь, что в последнем сражении я пробьюсь к Червонке с мечом.
— Не он дьявол! — В руке у Хубберта был посох, и Хубберт в негодовании оттолкнул валявшийся на полу подсвечник. — Дьявол — писец из Ватикана!
Фон Эрлихсхаузен снисходительно усмехнулся. Хубберт ищет дьявола, ибо ему нужна причина всех бедствий, но рассудок его ослаб. Удивлял не выбор Хубберта, а то, что полузрячий старик вообще заметил новое лицо.
— Чем тебе грамматик не угодил?
— Я уже видел его! Это он убил Юнгингена под Танненбергом!
Магистр поморщился. В голове старого рыцаря всё перепуталось: две разных осады смешались в одну, и отгремевшая битва длится бесконечно.
— Ты ещё сразишься, мой друг, — сказал магистр, чтобы старик замолчал.
* * *
Во время трапезы все хранили молчание, как полагалось по Статутам, и звучал голос брата Дидерика, читающего балладу о доблестном Гюнтере фон Арнштайне, этом тевтонском Роланде, что сражался с язычниками-литвинами. Своды Большой трапезной держались на трёх тонких колоннах, расцветавших поверху веерами нервюр, и грозная латынь словно рушилась с неба. Стихи о герое сто лет назад сложил магистр Лютер Брауншвейгский. Юный армариус Рето поглядывал на другой конец длинного стола, где сидел брат Сигельд. Рето надеялся, что старая баллада растрогает Сигельда, как и его самого, до слёз горечи и гордости. Но сквозь окна, разбитые обстрелом, донёсся звон колокола, означающий конец прандиума — обеда братии.
Библиотекарь Ордена, Рето, подбирал Сигельду хроники, а тот записывал экстракты. Рето просил святую Варвару: пусть планида тевтонцев увлечёт итальянца и он полюбит Терру Мариану — землю Девы Марии. Красота этих лесов и протяжного взморья была упоённой и зыбкой, словно отражение в воде. А суровые орденсбурги словно скрепляли её своей укоренённостью.