— Я это сказал? Я?
— И вы прибавили, когда я говорил о четырех миллионах, вы прибавили, что это кажется вам даром, который можно принять.
После этих слов оба собеседника с минуту молча смотрели друг на друга.
— В таком случае, — медленно произнес Фуше, — надо предложить ему эти четыре миллиона… если они у вас есть.
— Да, четыре-то миллиона есть, а…
— А что же?
— Человека-то нет. Поэтому я и пришел напомнить вам ваше обещание.
— Какое?
— Указать этого человека на другой день после вашего назначения министром полиции.
— Кажется, вы сильно отсрочили «другой день», потому что вот уж полтора месяца, как я занимаю этот пост, — сказал Фуше, тонкие губы которого сложились в улыбку.
— Я предоставил вам время позаботиться сначала о самом необходимом, гражданин министр.
Фуше откинулся на спинку стула и, вместо того чтоб продолжать торг, спросил с легкой насмешкой:
— Читали вы, аббат, басни Лафонтэна?
— Да, было время.
— Если вам придет фантазия перечитывать их, то рекомендую вам одну: «Заяц и черепаха».
«Куда он метит? — подумал аббат. — Уж не возрос ли его аппетит — и четыре миллиона уже не могут насытить его?»
— Эта басня чрезвычайно правдива, — продолжал Фуше. — Беспрестанно повторяя себе, что у него хватит еще времени опередить врага, заяц кончил тем, что отстал от черепахи.
Слушая слова министра, вождь роялистов почуял неведомую опасность.
— Как вы думаете, аббат, нельзя ли применить эту басню к одному из ваших знакомых? — спросил Фуше тем же ироническим тоном.
В свою очередь, Монтескью притворился, что не понимает.
— Не хотите ли, я помогу вам отгадать его? — спросил министр.
— Я только что собирался просить вас об этом.
— Так слушайте! Эта знакомая вам личность, вполне уверенная в своем успехе, поступила точь-в-точь как заяц в басне. Воображая, что дела ее блестящи, она слишком замешкалась, потому что не видела вокруг себя достойных внимания конкурентов. Она думала, что ненависть и презрение, которые Директория навлекла на себя, со временем будут только расти. Тогда довольно станет одного легкого толчка — и подгнившая власть рушится… а ваш друг явится один на место этого проклятого и оплеванного правительства.
— Да, это довольно верный расчет, по-моему! — прервал аббат, внешне спокойный, но в душе чувствуя смутную тревогу.
— Выслушайте дальше. Ваш знакомый осмотрелся, чтоб сосчитать своих врагов. Он увидал, что партия герцога Орлеанского слишком слаба, чтоб стоило заниматься ею. Что касается республиканской, то она изжила себя, а Франция жаждала новизны. Верно ли все это, аббат?
— Все справедливо.