— Мне становится страшно, — прошептала Марина Львовна, хватаясь за руку Борка, — ведь и нас может взорвать.
— Или штрек обрушится на нас от сотрясения, — раздался иронический голос Грошева, — нужно спасаться, пока...
Совсем близкий удар прервал его слова. Зазвенело в ушах. По штреку пронесся порыв урагана, и последняя свеча потухла. Воцарился полный мрак, так как электрические лампочки на время обеденного перерыва тоже были потушены.
Марина Львовна вскрикнула и хотела вскочить, но чья-то сильная рука охватила ее стан, к ее щеке прижалась бритая щека, и ее губы, пытавшиеся протестовать, были зажаты поцелуем, на который она бессознательно ответила. Раз за разом прогремели еще четыре взрыва.
— Кончено! — раздался голос Бубнова.
Послышалось чирканье спички. Когда вспыхнул огонек и одна за другой начали зажигаться свечи, Марина Львовна протянула и свою Борку. Ее лицо горело от волнения. Лидия Николаевна пристально посмотрела на нее и усмехнулась: она что-то слышала в темноте.
Направились дальше по штреку и вскоре очутились у шахты, по которой руда, добытая в этой части рудника, поднималась на поверхность. Шахта была старая, тесная, грязная, и ремонт, произведенный ради экспертизы, не мог ее существенно улучшить, а только подлечил некоторые изъяны. Вытертые ступени лестниц, сгнившие доски были заменены новыми, грязь и многолетний сор удалены. Но светлые заплаты на темном фоне еще резче оттеняли ветхость всего сооружения.
По шахте поднимались медленно, потому что дамы устали; пришлось одолеть пять лестниц, чтобы наконец очутиться на поверхности земли. После многочасового пребывания под землей при слабом свете свечей сияние яркого солнечного дня ослепило всех и заставило жмурить глаза.
— Уф! — облегченно вздохнула Марина Львовна, выходя из шахты. — Все-таки наверху куда лучше, чем под землей.
— Никто не станет спорить! — подтвердил Репиков.
— Нет, я буду спорить! — заявил Василий Михайлович. — Мне под землей больше нравится, я влюблен в подземный мир с его обычной торжественной тишиной, редкими таинственными звуками, бесконечными галереями, лесом крепей, каменными сводами, растениями и животными.
— Даже животными, — прервала его Лидия Николаевна. — Крысами и мышами, что ли?
— Нет, мелкими мошками, которые живут только под землей, всегда во мраке; они такие нежные, прозрачные, словно сотканные из паутины.
— Э, вы — поэт рудника! — воскликнул Грошев.
— Да, внизу меня охватывает всегда особенное чувство мира и спокойствия. Жизнь земной поверхности с ее мелочной суетой, дрязгами, сплетнями, завистью и злобой остается позади, и там над вами господствуют совсем другие интересы: как вести штрек, где ставить крепь, куда девалась жила, какая проба будет сегодня.