– На гражданскую войну смахивает, – сказал я.
– На священную, точнее, – сказала Фела. – Такая тихая, продуманная священная война, в которой каждая из сторон была уверена, что именно они-то и спасают бессмертную душу архивов. Они воровали книги, которые уже были расставлены по другой системе. Прятали книги друг от друга или переставляли их местами на полках.
– И долго все это тянулось?
– Почти пятнадцать лет, – сказала Фела. – Могло бы тянуться и по сей день, но скрибы магистра Толема в конце концов сумели украсть каталожные журналы магистра Ларкина и сожгли их. Ларкинцы после этого работать больше не могли.
– И что, мораль истории в том, что книги внушают людям небывалые страсти? – мягко поддел я. – Потому и приходится проверять читальные норки?
Фела показала мне язык.
– Мораль истории в том, что здесь царит жуткий бардак. Когда толемцы сожгли каталоги ларкинцев, мы практически «потеряли» почти двести тысяч книг. Это же были единственные записи, где было указано местоположение тех книг. А еще пять лет спустя Толем умирает. И угадай, что происходит дальше?
– Новый магистр архивов решил снова начать с чистого листа?
– Это как бесконечный ряд недостроенных домов, – сердито сказала Фела. – Искать книги по старой системе легко, так и строится новая система. Тот, кто строит новый дом, таскает стройматериалы из того, что было построено раньше. При этом старые системы никуда не деваются, от них остаются обломки и развалины. Мы до сих пор находим залежи книг, которые скрибы прятали друг от друга много лет назад.
– Чувствуется, что для тебя это больное место, – с улыбкой заметил я.
Мы дошли до лестницы, и Фела обернулась ко мне:
– Это больное место любого скриба, кто провел в архивах дольше двух дней. В «книгах» люди скандалят, когда у нас уходит больше часа на то, чтобы принести им то, что они просили. Они не понимают, что это совсем не так легко, как подойти к полочке «история амир» и достать оттуда книжку.
Она отвернулась и стала подниматься по лестнице. Я молча следовал за ней, привыкая к новому взгляду на вещи.
После этого осенняя четверть пошла для меня как нельзя лучше. Фела мало-помалу знакомила меня с внутренним устройством архивов, и я проводил все свободное время, шастая по архивам и пытаясь откопать ответы на тысячу своих вопросов.
Элодин занимался тем, что, в принципе, могло бы сойти за обучение, хотя по большей части он, похоже, предпочитал не столько проливать свет на природу имен, сколько сбивать меня с толку. Мои успехи были столь незначительны, что иной раз я спрашивал себя, стоит ли тут вообще говорить об успехах.