Ну а проснулась она, как водится, в совсем другом месте и совсем при других обстоятельствах. Когда женщина попыталась прийти в себя, то обнаружила, что постель под ней совсем не такая мягкая, как в посольстве. А если быть точнее — под ней был мешок соломы, которая не колола тело только из-за прочности мешковины.
Но мешок соломы — это было всё, что она могла опознать. В помещении оказалось слишком мало света, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. Всего лишь полоска выбивалась из-под двери, которая, разумеется, была заперта. Фалкеста принялась на ощупь изучать помещение, в котором она находится. Получалась комната шагов десять на десять. Потолок был низким: встав на цыпочки, бывшая фрейлина смогла достать до него руками. Не сомневаясь, что рано или поздно к ней придут, чтобы объяснить хоть что-то, Фалкеста принялась размышлять о том, что случилось.
В том, что это было похищение, сомневаться не приходилось. Удивляло другое: её умудрились выкрасть прямо из драконьего посольства. Невзирая на приказ Дитриха охранять её как себя. Но кто мог это сделать? Драконы ясно дали понять, что им на неё плевать, с какой стати им вздумалось бы сводить с ней счёты, которых не было и быть не могло? Или же… ход в посольство имел кто-то… кто-то достаточно могущественный, чтобы, увидев, что Дитрих временно покинул Столицу, попытаться до неё добраться. Но остаётся вопрос — зачем? Здесь о ней уже тридцать лет как все должны были забыть.
Впрочем, очень скоро бывшая фрейлина получила ответ на свой вопрос. Ибо спустя пару часов дверь в темницу — другого названия придумать этому помещению не выходило — отворилась, и в неё вошёл уже знакомый человек.
— Вернон? — Фалкеста, невзирая на малое количество света, узнала вошедшего, — какого чёрта? Что всё это значит?
— То, моя дорогая и значит, — нехорошо ухмыляясь, ответил чиновник, — невзирая на все предупреждения принца, с тобой всё-таки что-то случится. А если конкретно — то тебя застанут с уликами, которые неопровержимо будут свидетельствовать о том, что ты долгое время готовила свержение его величества Освальда Шестого, и в Тискулатус прибыла для того, чтобы осуществить задуманное. Прямого покушения на власть, моя дорогая, второй раз тебе уже не простят. Тебя казнят — и даже принц Дитрих ничего не сможет с этим поделать!
Закончив эту речь, мужчина с торжеством уставился на Фалкесту. С мстительным удовольствием, словно то, чего он очень долго ждал, наконец-то случилось. При этом его руки постоянно находились в движении: он сцеплял их, заламывал пальцы, сжимал в кулаки. Казалось, он едва сдерживается, чтобы не вцепиться своей пленнице в горло, и помогает утерпеть ему лишь мысль, всё можно сделать ещё лучше.