Саид, никакой не Саид — явно славянских кровей не сдержался:
— Что ж ты так, я надеялся, встряхнешься и будешь моей правой рукой, медсестра-то ты со стажем.
Маринка равнодушно пожала плечами.
— Подумаешь, подлецом оказался этот твой… жизнь-то не кончается, все ошибаются и не так…
— Нет! — едва слышно ответила Маринка.
— Что нет? Ты посмотри какая здесь природа, зима теплая. Я зимой в кроссовках и ветровке хожу, фрукты-овощи, все натурпродукт, будешь хорошие деньги иметь, я тебя своим замом сделаю. Мужика подходящего выберешь…
Маринку передернуло — она опять сказала:
— Нет!
— Ну, как знаешь, — рассердился Саид. — Ладно, подумай все-таки, я как-нибудь еще загляну. Вот выздоровеешь и куда пойдешь? Батрачкой если только! Россия, она далеко, не выберешься ты отсюда!
— Зачем выбираться? — подумала Маринка. — Жить-то незачем!
Она порадовалась, что случился выкидыш, не родится больной, а то и совсем уродом на муку, этот неизвестно кем зачатый ребенок.
Многое вспомнила она из начала поездки, как пустая голова принимала все эти льстивые комплименты за чистую монету, как старалась блистать — перед кем? Как строила глазки…
— Мамочка моя, что ж ты меня, дуру, не научила в мужиках разбираться?
Потом уже, поразмыслив, вспомнила и теть Лидины резкие слова.
— Права, ох, как права теть Лида, я никого не слушала и не слышала, ну да сейчас уже ничего не исправить!
А два замурзанных пацаненка продолжали свой путь, получилось у них проехать часть пути на товарняке. Петька, не рассуждая, следовал за Валиком, ясно понимая, что без Валика он бы давно умер где-то на дороге. Он загорел до черноты, его крашенные волосы отрастали, но поскольку на голове были как у персидского, соседского, там дома, кота — колтуны, настоящий цвет волос не взялся бы определить никто. Давно немытая, пропыленная голова, цыпки на руках, грязная, замызганная одежонка, кому охота приглядываться к таким детишкам. Так и брели, и вот, Валик, прочитав какую-то надпись на столбике у дороги, улыбнулся.
— Петька! Мы кажись в Киргизию вышли, теперь вот до Исфаны добраться, а там может веселей дело пойдет!!
Петька совсем не думал, все равно он ничего не знал, научился, правда, немного говорить на таджикском, но больше молчал. Валик всем говорил, что он заика, и Петька вошел в роль, иногда даже с Валиком заикался.
До этой неведомой Исфаны добирались неделю, Петька с завистью смотрел на местных ребятишек, идущих по утрам в школу, кончался сентябрь, но было тепло. Валик оказался очень экономным, покупал теплые лепешки, кислое молоко, а Петька полюбил лагман, он с жадностью набрасывался на эту вкуснющую суп-лапшу и горестно вздыхал, вспоминая дедовы щи и борщ. Когда-то он, наварив большую кастрюлю, уговаривал Петьку съесть хоть полтарелочки.