— Ага, мелковат, он нам всем четверым дрозда дает, вон, Анчутка, — он кивнул на Аришку, которая уже с жаром что-то говорила девчушкам, маша руками в сторону бугра, — вылитый дядька, плачу ведь с её выходок. В школу, поди, каждый день придется ходить родителям.
Нехилая ладонь Палыча утонула в лапище Ванюшки.
— Рад знакомству! А ты, шкет, чего стесняешься, здорово! — он легонько пожал Лёхину лапку и прогудел: — Мелковат и тощщеват ты, брат, но за лето откормим, да, мамань?
Из проулка вылетели два пацана на великах и с шиком затормозив возле них, подняв облако пыли, два пацана уставились на Лёшку.
— Это ты Лёха — Валин друг? Я Матвей, все зовут Матюхой, а это Санёк, айда с нами на великах?
— У меня же нету!
— Ха, дед, ты угадал! Пошли, у нас старый велик был, мы с дедом его наладили.
Матюха соскочил с велосипеда и потащил Лёху к себе во двор. И всё, дети Козыревы выпали из вида Палыча: Лёха унесся с пацанами, девчушки пищали от восторга — сначала долго наблюдали за ласточками, потом тискали огромного рыжего Мурзика, что валялся на солнышке у беседки, потом побежали на пригорок, смотреть сверху на Малявку, потом их всех забрала баба Таня — лепить пирожки.
Мужики же дружно собирались на «рыбаловку», по зорьке — как выразился Ленин.
Потом Палыч и Ванюшка взялись колоть дрова, Ванюшка время от времени ходил проверял как топится баня. Было шумно, весело, как-то празднично.
Валя, побежавшая за маслом к себе, на мгновение замерла — Палыч снял футболку, и его уродливый шрам, идущий от шеи до средины правого бока, резко выделялся на мускулистой спине.
— Боже, как же ему досталось!
Проскочив в дом, увидела в углу сваленные вещички деток и шустро начала уносить в комнату, где детишки будут спать. Из проулка выехала машина и остановилась возле Валиной калитки.
— Том, это ещё что за явление? — спросил Ванюшка выскочившую на шум машины Тамару.
— Тьфу! Я думала, мои, а это прощелыга опять припёрся! И чё ездиит, не понимает слова нет, и Верный где-то носится, то его живо отвадил бы!
Из машины вылез принаряженный, рыхлый какой-то мужик с букетом цветов и, отряхнув брюки, направился в Валин двор.
— Мамань, — шумнул Ванюшка, — где мой праздничный спинжак? Ща мы его отвадим!
— В сенцах, на гвоздику, где ж ему быть-то, — ответила маманя из окошка.
— Никакого порядку, спинжак с карманами и на гвоздике, эх, не ценют люди!
Ваня пошел в сени, чем-то там побрякал, пошуршал и вышел на порог:
— Том, ну как, смотрюсь?
Та захихикала:
— Ванька, ты прямо артист, во ща комедь будет!
В надетом прямо на голое тело видавшем виды спинжаке, застегнутом на единственную пуговицу, в каких-то старых штанах с пузырями на коленках, с торчащей из кармана бутылкой, заткнутой пробкой из газеты, и надетой явно женской соломенной шляпой с цветочком — Иван преобразился в местного забулдыгу. Подмигнув им, он пошел к Вале во двор. Та уже вышла и что-то негромко и сердито выговаривала бывшему, когда распахнув калитку с шумом ввалился Иван: