Отец все так же молча вытаскивает ключ из замка зажигания и вылезает из автомобиля. Быстро надеваю рюкзак и выбираюсь следом. От страха у меня подкашиваются ноги. Может, не все потеряно? Еще достаточно рано. Я успею решить уравнение до ужина.
– Папа, я сейчас все сде… – лепечу я, входя в дом, но не успеваю договорить: отец с силой захлопывает за нами дверь.
– Марш наверх, – буравя меня своими зелеными глазами, отрывисто приказывает он и волочет меня по ступенькам за ручку рюкзака. Его шаги слишком широкие, я едва успеваю переставлять ноги и не упасть.
Отец вталкивает меня в комнату и швыряет за стол.
– Даю тебе час, Тайлер! – повысив голос, сообщает он.
Чуть не вывихнув мне руку, отец срывает с меня рюкзак и начинает в нем рыться. Наткнувшись на несколько ручек с изжеванными колпачками, он шипит «Отвратительно!» и кидает их мне в лицо, а затем продолжает обшаривать рюкзак. Найдя наконец листки с заданием, бросает их передо мной. Небрежно уронив рюкзак на пол, отец больно сжимает мое плечо. Его взгляд словно пронзает насквозь.
– Все уравнения должны быть решены правильно! Ясно? Мама очень расстроится, если узнает, что ты халтуришь. Так что давай, не подведи ее.
Его пальцы впиваются мне в кожу. Киваю и торопливо достаю ручку.
Всего час, чтобы заново переписать все домашнее задание? Да ведь это невозможно!
Отец отпускает меня и направляется к двери, по дороге пнув рюкзак.
– El trabajo duro siempre vale la pena[2], Тайлер, – тихо добавляет он перед тем, как уйти. Отец говорит почти без акцента. Как-никак, бабушка – мексиканка. – No lo olvides[3], ладно?
Однако смысл его слов до меня не доходит. Вообще-то отец учит меня испанскому с тех пор, как я начал говорить, и я делаю значительные успехи. Но от страха я ничего не соображаю. Судорожно пытаюсь перевести слова отца с испанского – и не могу. Сердце бешено колотится. Что же он хочет?
Отец явно недоволен, что я так долго молчу. Он кидает выжидательный взгляд через плечо и, видя мою растерянность, снова поворачивается ко мне.
– Ты даже не понял, что я сказал? – Он качает головой, как будто я только что его предал, и, сощурившись, упирает руки в бока. – Ты не понял?!
– No. Lo siento, – извиняюсь я.
Прошептать «прости» – все, что мне остается. Сегодня я уже дважды допустил промах. Теперь уже ничего не исправить.
– Lo siento, – тихо повторяю я.
Даже не знаю, почему до сих пор надеюсь, что отец проявит доброту и сострадание. Я давно убедился, что он лишен и того, и другого.
– Мне что, заново учить тебя основам испанского?! – сжимая кулаки, рычит отец и выплевывает ругательство. Это дурной знак. – Я сказал тебе по-испански, что усердный труд всегда приносит плоды. Теперь понял?