Оливер вспыхивает и отвечает:
– Нет! При чем тут вообще пердеж? Разве чудо может быть научным? Думаю, это оксюморон.
– А я думаю, ты просто хочешь похвастаться словом, которое выучил на уроках английского.
– Ну, у нас будет тридцать дней, чтобы это выяснить.
– Выяснить, почему ты использовал слово «оксюморон»?
Оливер громко вздыхает, но улыбается.
От этого у него вокруг глаз появляются морщинки. Мило.
Однако доктор Демарко выводит меня из ступора, протягивая телефон.
– Флора, я еду в Майами! – говорит мама.
– Да? – удивленно спрашиваю. – А как же Рэнди?
– Мы с твоим дядей договоримся. Не беспокойся.
– А я беспокоюсь, он же мой кузен.
– И мой племянник, – отвечает мама немного строже. – Прошу, не переживай ни о чем, кроме себя.
Доктор Демарко машет кому-то, я поворачиваюсь и вижу, что Джои возвращается.
– Кажется, мне пора.
– Поговорим, когда будешь в палате. – Ее голос немного дрожит, и она откашливается.
– Ага, – отвечаю, боясь, как бы не задрожал мой собственный голос, если сказать что-то еще.
– Я люблю тебя, Флора.
– Ага, – повторяю и вешаю трубку. Вид Джои немного успокаивает.
Он указывает на носилки.
– Ваши колесницы ждут. Запрыгивайте!
– Увидимся в госпитале, – говорит доктор Демарко. – Хорошей поездки.
Смотрю на Оливера, глаза у него просто огромные. До меня внезапно доходит, что он не сказал ни Джои, ни доктору Демарко, ни кому-то другому из работников ЦКЗ о моем трюке с термометром.
И я понятия не имею, почему.
Смотрю на носилки передо мной. Джои помогает Флоре туда забраться и пристегивает ее. Она кажется испуганным зверьком в клетке. Это ее вина, знаю, она сама втянула себя в это, но я могу положить всему конец. Я должен положить конец. Нужно просто открыть рот и рассказать Джои о том, что я видел. Но потом думаю о сообщениях Келси… что я – единственный парень в школе на карантине. Впервые в жизни в моем скучном существовании ощущается какая-то острота.
Забираясь в носилки, делаю быстрый снимок. Свет прикольно преломляется через пластик, и по краям фото получается радуга. Не выложить ли его в «инсту»? Но как подписать? «Никаких горшочков с золотом на этой стороне радуги»? «Карантин под радугой»?
Джои пристегивает меня, я смотрю на Флору и думаю о поцелуе. Джои назвал меня ее парнем. Эти праздные мысли забираются куда-то в подсознание и становятся все больше и больше, словно поезд, приближающийся в туннеле. Что если она и вправду больна и заразила меня? Вдруг у меня тропический моно? Сотрудник ЦКЗ в самолете сказал, что болезнь может быть смертельна в пожилом и очень юном возрасте. Я не пожилой, но могу ли считаться очень юным? Насколько юным должен быть