Снова открываю глаза. Кажется, я лишь моргнула, но это не точно. Моргаю еще раз. Теперь рядом мама. Не могу понять, почему она выглядит такой встревоженной. Смотрю на нее, пытаясь сглотнуть. Горло болит так, будто его залили лавой. Наконец удается спросить:
– С Рэнди все в порядке?
Мама смеется, но, кажется, что вот-вот заплачет.
– Моя Флора всегда думает о других, даже когда больна.
Больна. Опять это слово.
– Какой… какой сейчас день? – каждый звук дается труднее предыдущего.
Мама смотрит так, будто не понимает вопроса, но я слишком устала, чтобы повторять.
Джои появляется рядом с койкой со своей обыкновенной улыбкой на лице.
– Пятница.
Я не совсем это хотела узнать, но Джои, будто прочитав мои мысли, добавляет:
– Утро. Чуть больше девяти. Ты проспала весь визит своей мамы накануне.
Я киваю. Горло слишком сильно болит, чтобы сказать что-то еще.
В глазах Джои блеск, которого раньше не было. Он измеряет мне температуру и записывает в блокнот.
– Те же симптомы, что и у мужчины с вашего рейса. Та же временная шкала. Замечательно.
– Замечательно? – резко переспрашивает мама. – Моя дочь больна, а вы считаете, что это замечательно?
Он улыбается.
– Относительно говоря, да. А говоря с точки зрения медицины – определенно.
Мама опасно щурится и отвечает сквозь зубы:
– Когда ей станет лучше?
Джои листает блокнот, постукивая по нему ручкой.
– Нельзя сказать наверняка. В конце концов, об этой болезни мало данных. Но, судя по тому, что мы видели раньше, это быстрая и свирепая лихорадка, так что Флора должна почувствовать себя лучше через неделю или две. Будет видно. Именно поэтому все это так интересно!
– Интересно! – кричит моя мама. – Моя дочь вам не морская свинка!
– Нет, конечно, нет, – говорит Джои, но уже записывает что-то еще в блокнот. Потом поднимает на меня взгляд и похлопывает по ноге, но уверена: он думает о чем-то своем.
Снова медленно моргаю, а когда открываю глаза, мамы уже нет, и я понятия не имею, что это за день.
Смотрю через коридор на Флору. Поверить не могу, что она столько спит. И поверить не могу, до чего мне не хватает наших разговоров. Хочется ей помочь, как она помогла мне в самолете во время панической атаки. Но что я могу сделать?
Никогда раньше я не заботился о больных. Даже о больных животных. Если в метро кто-нибудь чихает, я задерживаю дыхание, а когда по телику кого-то рвет, всегда отвожу взгляд. От вида крови у меня кружится голова, и становится дурно от одного только слова «рана».
Никто из моих близких никогда серьезно не болел. Я осознаю, что Флора теперь – одна из моих близких и болеет.