Рабство? «Ни за что!» — подумал Кора и начала готовиться к побегу. Якобы случайно она разбила фарфоровую тарелку, из которой ела, и припрятала один осколок.
А когда немного отошла и попыталась сбежать, убив заготовленным орудием охранника, ее поймали, даже не дав покинуть пределы замка. Наказывать, как ни странно, не стали, а просто перевели в камеру.
Меря ее шагами, Кора думала о том, что все худшее уже произошло. Жизнь человека имеет ценность, когда что-то держит в этом мире, ее же существование превратилось в лезвие клинка, нацеленного на Расмуса. Повесят? Отрубят голову? Пусть, на прощание она плюнет в рожу палача, рассмеется и проклянет своего заклятого врага. Говорят, слово несправедливо приговоренного на смертном одре бьет без промаха.
Она притворялась малохольной, но покорной, и ее не трогали, а девушка лелеяла мысли о побеге.
Примерно через неделю пришла жирная бабень под два метра ростом в сопровождении двух мужиков. Те тоже были высокими, но в сравнении со своей спутницей выглядели мелкими. Оглядев их, Кора оценила свои шансы на побег как нулевые и замерла на месте, когда ключ заскрежетал в замочной скважине.
Бабища закрыла проход своей тушей, мужики направились к Коре, связали руки за спиной и толкнули в спину, направляя к выходу. От веревки к конвоиру тянулся поводок.
Коре было совершенно все равно, что с ней сделают, лишь бы не четвертовали, это слишком больно. После убийства думала, что вместо невольничьего рынка ей приготовили смерть, причем она будет ужасной. На улице же она едва не ослепла от яркого света и не сразу сообразила, что ведут ее не на площадь, где обычно свершаются казни, а в другое место. Вскоре стало ясно куда: в баню.
Значит, все-таки рабство.
В коридоре ей развязали руки, толстуха одним движением разорвала на ней платье и, скривившись, швырнула его в сторону.
— Пресвятая мать, ну и вонь!
Толкнула дверь — изнутри повалил пар, — затолкала Кору внутрь, разделась и, не стесняясь сопровождающих, пригнулась и вошла следом, плеснула на девушку теплой водой, намылила мочалку и протянула ей.
— Отмывайся, чучело. Хорошо отмывайся, я проверю, если грязь найду, выпорю.
Коре захотелось огрызнуться, но желание было вяленькое, и она прикусила язык — себе дороже. Правильнее притворяться тихой дурочкой, тогда, возможно, их бдительность ослабнет, и получится сбежать.
Мылась Кора с удовольствием, шарила взглядом по полу, надеясь найти хоть что-то, способное помочь при побеге. Толстуха наблюдала за ней, склонив голову, поливала водой. Наконец сняла с вешалки полотенце, и Кора долго вытиралась, желая содрать саму кожу, потом в другой комнате под присмотром толстухи по приказу надсмотрщицы наводила красоту — причесывалась, смягчала прокушенные губы маслом. И без того черные брови подводить не стала.