Этот обер-гофмейстер — граф Кастель-Мельор, внук того, который употребил, в качестве фаворита, во зло сумасшествие короля Альфонса; это очень важный барин, которого в своих поместьях застал ордер из Рио де Жанейро сопровождать эрцгерцогиню в Бразилию, что заставило его немедленно сесть на корабль вместе с женою, произведенною в статс-дамы принцессы, довольно хорошенькою, но вечно заплаканною, пятью маленькими вечно больными детьми и прислугою, состоящею из сорока человек. Обер-шталмейстер, маркиз Пенафьель, высокий мужчина с довольно красивым лицом, что редко встречается среди вельмож его страны, получил приказание показать мне каюты принцессы, куда, строго говоря, ни один иностранец не имеет доступа; но на море — много вольностей, а мое ничтожество имело свои преимущества. Я никогда не видел ничего болеё изящного. У входа, вместо дверей, опускалась тяжелая бархатная портьера малинового цвета с вышитыми на ней португальскими гербами. Гостиная была из индийской кисеи, вышитой золотом на голубом фоне; вдоль стен стояли диваны, покрытые такою же материею. Направо, над клавикордами, висел портрет Бразильского принца в натуральную величину, представляющий его в виде очень красивого, но плохо нарисованного мужчины; налево была размещена избранная библиотека, которую Мариальва выписал из Парижа. С той же стороны была дверь, ведущая в спальню, обитую кисеей, вышитой серебром на розовом фоне. Кровать, стоящая посреди комнаты, напоминала большую золотую колыбель; в тихую погоду она покоилась на бронзовых ногах, а в бурную — подвешивалась на золотых канатах: она была покрыта драгоценнейшими кружевами, какие только существуют. Золотой туалет превосходнейшей работы украшал глубину этой каюты. Другая каюта, по ту сторону гостиной, служила гардеробом, и мне ее показали только издали. По сю сторону гостиной находилась столовая, освещаемая сверху и очень красиво разукрашенная арабесками.
Когда я на всё насмотрелся и всем восхитился, обер-шталмейстер подвел меня к Её Императорскому и Королевскому Высочеству, чтобы я мог поблагодарить ее за ту исключительною милость, которой я удостоился. Она с императрицей сидела на палубе, на возвышенности — вроде эстрады — вокруг которой разместились придворные. На эту эстраду надо было мне при всех подняться. Так как корабль сильно покачивало, что придавало неуверенность моему шагу и придавало моему костюму еще больше оригинальности, я воспользовался общим поражением, чтобы сказать принцессе, как только я очутился на последней ступеньке, что мне пришла в голову одна мысль, которая, в связи с приказанием, подученным мною от Её Высочества, успокоила меня насчет неблагопристойности, в её присутствии, моего костюма и моей серой шляпы. «А что именно?» — спросила она. «Португальцы подумают, что я назначен сопровождать Вас в Бразилию и привезти туда одно из ваших благодеяний — ветряные мельницы». Это всем показалось очень весело и в то же время очень почтительно, а адмирал так расхохотался, что все лица его земляков прояснились. Принцессы, которым только и хотелось поболтать, были очень довольны, и так как я видел, что разговор затянулся надолго и что мне не придется сесть, я просил разрешения опереться о мачту, около которой возвышалась эстрада. Я уверен, что я издали походил на Иосифа, истолковывающего фараону его сны.