таки пылятся неизвестные портреты кисти Питера Брейгеля Старшего?
– Это вряд ли.
– А я думаю, возможно… Знаешь, почему он не писал портреты на заказ? Я понял почему. Он боялся потерять заказчиков, им бы не понравились эти портреты. Брейгель был поразительный, восхитительный, умопомрачительный и умнейший ублюдок всех времен и народов. Ублюдок искренний только в одном – в живописи. Он вымазал всему человечеству свиное рыло темперой и маслом, поиздевался всласть над олухами. Не было на этой планете большего насмешника, чем Брейгель Старший. Люди – не более чем контекст, поганящий мир. Люди – молекулы зла. Люди – копошащийся муравейник среди прекрасного леса мироздания. Если бы они присмотрелись внимательнее к его картинам, то поняли бы свою мерзость. – Старый лис закинул ногу на ногу, вставил в мундштук сигарету, закурил и произнес: – Да, деточка, на заказ он портретов не писал. Но это не значит, что не писал вовсе. Подумай только, какие это могли быть портреты! Все изъяны рода человеческого, подмеченные великим насмешником. Так что Брейгель был бы не против того, что мы с тобой сделаем.
Тут он и рассказал мне историю Вольфганга Бельтракки, хиппаря, перевозившего наркоту между Амстердамом и Марокко, а потом вдруг решившего подзаработать на подделках картин. Удивительней всего, что Бельтракки был самоучкой – это повергало в шок. Умопомрачительно легко он копировал художников любой школы и нагнул на суммы с шестью нулями знаменитые аукционные дома «Сотбис» и «Кристис».
Я наконец поняла, к чему клонит этот престарелый ковбой в крокодиловых сапогах. У меня перехватило дыхание. Он же это несерьезно? Нельзя взять и просто подделать Брейгеля, мать его, Старшего…
– Еще как можно, деточка! – спокойно ответил он. – С тобой можно. Я две недели наблюдал, как ты пишешь.
Тут, клянусь богом, Питер Брейгель Старший на Луне схватился за голову. Потому что меня так и подмывало написать несуществующий потрет работы давно не существующего на этом свете Брейгеля. В том гостиничном номере старый лис заразил меня бациллами артистической страсти и вирусом вседозволенности – у медноголовых против этого нет иммунитета.
Ковбой с бородой Маркса был безумцем на всю жопу. Черт, он был кромешно сумасшедшим мудаком. Этот старый прожженный авантюрист не просто загорался невозможными идеями, он с упорством тарана претворял их в жизнь. Не бывает сверхидей. Это у вас кишка тонка для их воплощения. Словосочетание «рамки разумного» вызывало у него колики. «Что, зассали?» – распалялся он и вышвыривал пустую бутылку в форточку в доказательство отсутствия в мире каких бы то ни было рамок. Его голубые глаза бешено блестели. Если у меня в заднице был красный перец, то у него – шило. И будь он помоложе лет этак на тридцать и не относись к племени педерастов – я бы, ей