индус хранит шервани как реликвию и сдает его в аренду тем, кто попросит, за большие деньги и только по особым праздникам. Раджешу
-жениху без шервани никак – только под него Раджеш таки напялил грязный свитер и пузырящиеся на коленках джинсы: март в арктической Ост
-Индии – суровая штука, в одном шервани замерзнешь.
– Ты в черном, друг… на свадьбу же нельзя… – расстраивается Раджеш первым делом. И лишь потом интересуется, кто проделал дыру русскому ублюдку в ветровом стекле.
Федька молча достает из кармана пулю и показывает индусу.
– Думаешь, Хосе? – качает головой Раджеш. – Хочешь, убью его на всякий случай? Индусы с латиносами перемирия не заключали…
– Не хочу.
Раджеш вздыхает, смотрит на бушлат Африканца. Эти русские ублюдки перестанут носить черное, только если на свете появится цвет еще темнее. Наконец смиряется:
– Ладно, тебе можно и в черном.
* * *
Я смотрю в окно. У пирсов, возле бара, собираются русские с обрезами. Разжигают костер. Ветер разносит дым. А они, хмурые, греют руки в полуперчатках у рваного огня и ждут чего-то. Чего они, бородатые подонки, ждут?
Вдруг случается немыслимое – в дверь квартиры кто-то настойчиво колотит. Ублюдки под окном. И нежданный гость под дверью. Мир уже через край полон полезшей из всех щелей внезапной ерунды. А все весна. Видно, апрель совсем близко.
Это Ольга. Врывается в прихожую. Обдает меня запахом сырой улицы. Как ветер, проносится по всем пяти комнатам. Останавливается посреди кухни. А на кухне, на столе, меж хлебных крошек и окурков в пепельнице, разросся в горшке лохматый куст – Федькин любимчик. Ольга ошеломленно смотрит на куст, на снежную морось за окном, на меня, на окурки в пепельнице и надломленную булку. У нее вид человека, передознувшегося амфетамином. Сдвинуты брови, дрожит нижняя губа. Она стискивает руки, потом нервно стучит костяшками пальцев по краю стола. Она не знает, как ей теперь быть. Наконец охрипшим голосом произносит:
– Где он?
Я молчу. А она шагает ко мне. Ее чуть раскосые глаза полны боли. Я вижу, как ей этого хочется – вцепиться мне в шею, задавить. Но она не сделает ничего такого. Ольга – единственная святая в квартале кромешных подонков. Она их мадонна. Мадонна достает из кармана конверт и сует мне в руку:
– Уезжай с ним, Ло. Не будь мразью. Зайка его приговорил. Убьют его, понимаешь?
Я мну в руках конверт, потом решаюсь вскрыть его. В нем – фальшивые документы. Ольга достала их через местных евреев. Моя индульгенция, пропуск на ту сторону. Я знаю, все это не ради меня. Просто она понимает: Африканец не уедет без своей проклятой рыжей Ло. Едва слышно я спрашиваю: