Порой мне кажется, это тайная работа самой эволюции, естественная евгеника – стайки подонков, не нашедших себя там, в их идеальном обществе, стекались в бедные районы мегаполисов и образовывали гнойные гетто, подобные кварталу 20/20. Гены морлоков здесь, прекрасные гены элоев там. Мы и не надеемся, что окажемся сильнее. Но мы по крайней мере все еще люди.
Любое действие, согласно третьему закону Ньютона, рождает противодействие. Чем тотальнее контроль в этом переполненном информацией мире, тем бесконтрольнее сила протеста. Мысль, что за тобой наблюдают через глазок камеры, прочитывают и просматривают все твое сокровенное, врезается в мозг как сверло. К черту планету, опутанную нейросетями, как паутиной, к черту коллективный муравейный разум, к черту спутниковую связь и навигацию, если за все это нужно платить личной свободой. Подонки, проклятые поэты подворотен, вымрут, расписывая стены дырами от пуль и брызгами мозга.
А ведь лет тридцать назад на эти территории еще забредали блюстители порядка и санинспекторы, чтобы зафиксировать количество убийств, грабежей, изнасилований и вспышек брюшного тифа. С каких пор они здесь не появляются? Старики говорят, все началось далеким июльским вечером. Двух осевших за чертой Латинского проспекта студентов – сальвадорца и поляка – забили до смерти. Сальвадорца за татуировки на лице, а поляка за компанию. Дворовые русские пацаны, не уважающие расписанные, как иконостас, лица? А может, китайцы – желтолицые ретрограды, которые и в век нейросетей не отошли от старинных традиций? У этих узкоглазых воробьев так повелось еще со времен династии Цинь: татуировка на лице означала только одно – клеймо преступника. Да, местные китайцы не отличались миролюбием. Представителю любой другой нации при виде стайки узкоглазых с топорами для рубки мяса оставалось одно из двух: сдохнуть без сопротивления или достать кастет и сдохнуть, рубясь.
Выходцы из Прибалтики, Польши, Галиции и других дыр жили в этих местах за Латинским проспектом. Там же оседали и единичные граждане из совсем уж задниц мира – вроде кубинцев да толстоносых из Сальвадора. Чистой работы здесь, в нищем квартале, для них не было – и они не гнушались никакой грязной: мойщики полов и посуды, подавальщики в местных забегаловках, метельщики улиц, мелкие барыги, толкающие дурь в подворотнях. Не то чтобы именно людей из Латинского района избивали и кончали целенаправленно – нет, просто квартал уже тогда был негласно поделен дворовой шпаной на зоны, и шваль резвилась, нападая на чужаков. Но район за Латинским проспектом – самая густонаселенная дыра, вот и выходило, что латинских убивали чаще других. Они бы всю жизнь прожили тихо, отмывая присохшие разводы соуса с тарелок, но тут вылез на всю голову остервенелый поляк Шимон и принялся доказывать, что русские именно на парней-католиков развязали охоту, потом они примутся за протестантов, а напоследок добьют всех остальных.