– Не любой. К вам, ублюдкам, не подступиться. Но мне понравилось, как ты булочника переехал. Как настоящий китаец.
– Да не как китаец, а как русский дурак. Ты пойми, я неправильно с этим булочником поступил. Не по-человечески. Хоть и не жалею.
– И не надо жалеть. Что насчет героина решил?
– Решил спросить у тебя: а ты мою дурь не хочешь в Китайском районе толкать? Пять процентов от выручки.
Китаец сделал невозмутимое лицо и ответил уклончиво:
– Это проблематично. Подумать надо.
– Ну, подумай, китаец. Надо будет, найдешь меня.
Африканец встал и попрощался с барменом-абхазом. Вдруг Аарон против всех деловых обычаев ухватил Федьку за рукав бушлата.
– Будешь толкать героин или не будешь? Скажи, ублюдок, правду.
– Ты, Аарон, вокруг посмотри. На север – вечная мерзлота и тундра. На восток – вечная мерзлота и тайга. Тоска, китаец. Вот тебе и вся правда. А про героин сказал же: подумаю.
* * *
Африканец отпирает дверь квартиры, бросает в угол бушлат, разводит удобрения в воде и поливает все свои пятьдесят кустов в четырех комнатах. Потом проходит к окну. Пирсы, скованная льдом река, да на том берегу огни Говенской стороны, где живут индусы. Вообще-то он, как черт, устал. Его раскачивает, словно шхуну в шторм, – так всегда бывает, когда наматываешь по шестьсот километров за сутки. И потому он берет бонг, заправляет его и валится на диван.
Можно представить себя где-нибудь в лаосской опиумной курильне с тростниковыми стенами или на Вудстокском фестивале 1969-го, на грязной ферме в округе Саливан, где жрали ЛСД, трахаясь в кустах, пятьсот тысяч распущенных девиц и лохматых ковбоев с голыми торсами – трейлеры, солнцепек, костры, рок-н-ролл… Но в голове почему-то другое, скучное – отблески холодного солнца на зимних куполах соборов да вздыбившийся торосами лед на реке. Ему мерещится, что кто-то сидит на пирсе и смотрит на эту скованную буграми льдин реку. Какие-то птицы летят куда-то. Куда, на фиг? Он призывает на помощь ставшую вдруг инертной мысль. Мир пропущен сквозь призму осмысления – тогда и приходит это особенное ленивое озарение тибетских мудрецов. Он вдруг понимает, куда и за каким фигом летят птицы. Над крышей мира, над высокогорными лесами Тибета, над Северным плато, где кочевники пасут яков, а потом в стратосферу. Чтоб посмотреть на планету с такой высоты, на которой носятся лишь сверхзвуковые истребители. Самый крупный ее континент похож на древнюю кистеперую рыбу. От хвоста на западе до головы на востоке – шестнадцать тысяч километров. Острыми плавниками эта рыбина разобщает северные моря. Хищной челюстью ловит через Берингов пролив ускользающую Аляску, полуостров совсем на другом конце света. Кистеперая ночная рыбина сплошь покрыта огнями – это тянутся на сотни и сотни километров города, один за другим. Вечно расширяющаяся субстанция, что